В таких условиях новые немецкие тенденции быстро укоренились в стране. Еще

в 1824 году небольшая группа в Чарльстоне, поощряемая вестями из Европы,

откололась от конгрегации и организовала "Реформированное общество

израэлитов". Вместе с позднейшими иммигрантами в Америку, естественно,

прибыли и реформистские элементы. Раввины новой школы, столкнувшиеся со

слишком сильной оппозицией дома, видели превосходные возможности для

выражения своих взглядов в великой республике Западного полушария. В лице

Исаака Майера Вайза, раввина из Цинциннати, реформисты нашли не только

активного оратора, но и талантливого организатора. В значительной мере

благодаря его влиянию реформированный иудаизм пустил в Америке глубокие

корни; здесь стали сравнительно частыми радикальные нововведения (вроде

дополнительного воскресного богослужения), которые в Германии, родине

нового течения, были исключением. В последней четверти XIX века евреи

немецкого происхождения с их интерпретацией иудаизма, восходившая к

Гольдгейму и Гейгеру, доминировали в еврейской жизни Америки.

5. Таково было положение вещей, когда весной 1881 года началась эпоха

погромов в России. Это был период острой нехватки рабочих рук в Америке,

когда она поглощала ежегодно сотни тысяч бедняков-иммигрантов со всех

концов Европы. С трагической внезапностью вспыхнувшая эпидемия погромов

задела гетто России, Польши и Румынии. Взгляды всех евреев обратились к

новой земле за Атлантическим океаном, где не было насилия, где перед всеми

открывались равные возможности и где сами улицы, казалось, были вымощены

золотом. С 1881 года до конца столетия в американских портах высадились

свыше 600 000 еврейских беженцев. Новая серия погромов, начало которой

положил Кишинев, вынудила за 5 лет еще полмиллиона евреев бежать в

Северную Америку. К 1903 году еврейское население страны, которое за 30

лет до того едва насчитывало 250 тысяч, достигло полутора миллионов.

Спустя еще четверть столетия эта цифра увеличилась вдвое.

Новоприбывшие, естественно, стремились концентрироваться в Нью-Йорке.

Здесь, где в 1825 году вся община довольствовалась одной маленькой

синагогой, спустя столетие проживало не менее миллиона 750 тысяч евреев,

составлявших почти треть всего населения города. Никогда больше в

еврейской истории столько евреев не концентрировалось в одном месте.

Попытка некоторых американо-еврейских лидеров (во главе которых стоял

видный банкир и общественный деятель Джейкоб Шифф, основатель

Американского еврейского комитета) перенести порт прибытия иммигрантов в

Галвестон (Техас) и тем самым расширить район еврейского заселения имел

лишь ограниченный успех. Восточные штаты продолжали принимать огромное

большинство иммигрантов. Помимо Нью-Йорка, крупные общины, которые в любой

другой стране считались бы первостепенной важности, возникли в Чикаго,

Бостоне, Балтиморе, Кливленде, Филадельфии и других городах. Аналогичный

процесс шел по ту сторону американо-канадской границы, где крупные

скопления евреев возникли в Торонто и Монреале.

Как и в Англии, чрезвычайно большой процент новоприбывших занялся

портняжным делом и прикладными ремеслами, которые вскоре оказались целиком

в их руках. Благодаря их экономическому чутью производство разделилось на

мелкие операции, что значительно сократило накладные расходы (так

называемая "Бостонская система"). Многие евреи занимались также столярным

и скорняжным делом, изготовлением сигарет и тому подобными занятиями.

Безжалостно эксплуатируемые хозяевами, зачастую своими же единоверцами,

они создали вскоре очень сильную проф-суюэную организацию. Профсоюз

портных, преимущественно еврейский, насчитывал почти 200 тысяч членов,

почти столько же было в американском союзе дамских портных. Благодаря этим

двум профсоюзам была произведена настоящая революция в гигиенических

условиях в мастерских, в которых прежде царила невообразимая грязь и

антисанитария, но особое улучшение положения рабочих было достигнуто лишь

после всеобщих забастовок в швейной промышленности в 1890 и 1892 годах.

Однако миллионы людей не могут ограничиться одной-двумя сферами

деятельности. Спустя недолгое время новоприбывшие вошли почти во все

отрасли промышленности. В одном или двух штатах имелись еврейские

сельскохозяйственные поселения, поддерживавшиеся благотворительными

организациями. В течение одного поколения сфера деятельности

распространилась на самые различные профессии. Дети иммигрантов, сами

иногда родившиеся за океаном, стали видными юристами, врачами,

журналистами, писателями, артистами, художниками, скульпторами. Недавно

возникшая кинематография дала обширное поле для их инициативы; они играли

в ней важную роль как режиссеры, актеры или владельцы студий.

Ист-Сайд в Нью-Йорке, подобно Ист-Энду в Лондоне, стал миром совершенно

иной культуры. Здесь возникли целые улицы и кварталы, где слышалась только

еврейская речь. Газеты на идиш, во всем следовавшие нормам американской

журналистики, печатались большими тиражами, чтобы удовлетворить

интеллектуальные потребности местных евреев. Театр на идиш приобрел в

Нью-Йорке такое значение, которого он никогда не имел в Варшаве. Дети

получали первоначальное еврейское образование (на иврите) в хедерах и

талмуд-торах, в которых методы обучения и вся атмосфера были целиком

перенесены из "черты оседлости". Старые знакомые из одного района, города

или местечка собирались вместе и основывали свою синагогу или свое

землячество, в результате чего нью-йоркское еврейство делилось на массу

мелких групп. Были синагоги разной степени ортодоксальности, отражавшие

местную атмосферу каждой более или менее значительной общины в России,

Польше и Румынии. В бесчисленных душных молельнях седобородые старики,

традиционно раскачиваясь, учили Тору. Мастера-портные наживали состояния и

перебирались в фешенебельные районы, а потомки великих знатоков Талмуда

толкали тачку в надежде заработать несколько монет. Это была огромная

плавильня, куда загружались самые разнообразные люди и где они

перемешивались и переплавлялись.