Страница 93 из 124
В других местах последствия были иными. Бродячие пророки еще долго
проповедовали веру в мессию, отрекшегося от иудаизма. Многих ученых и
благочестивых раввинов подозревали я тайной приверженности, к
саббатианству. Чуть ли не сто лет спустя ученые круги потряс диспут между
равяивбм Яковом Эмденом (ум. в 1776) и Ионатаном Эйбешюцем (ум. в 1764).
Эмдек обвинил Эйбешэца в том, что тот в своих мистических письменных
амулетах ссылался на Шабтая Цви.
На востоке Европы оставалось много евреев, сохранявших мистическую веру в
скорое пришествие мессии. Во второй половине ХУIII века эта вера нашла
себе подкрепление в лице авантюриста из Подолии Якова Лейбовича Франка,
который объявил себя перевоплощением Шабтая Цви и его потомков. Число
приверженцев нового мессии стало вскоре насчитывать тысячи. Новая секта
была обвинена в распущенности и разврате и исключена из еврейства; съезд
раввинов запретил также юношам до зрелого возраста изучать "Зогар", на
который опирались франкисты. В ответ те объявили войну Талмуду и раввинам
и обратились к местным христианским властям с заявлением, что они признают
догмат Троицы. Результатом явился прямо таки средневековый диспут, после
которого Талмуд был осужден и тысячи его экземпляров публично сожжены. В
конце концов франкисты массой приняли господствующую веру, оказавшись в
Дальнейшем такими же сомнительными христианами, какими прежде были иудеями.
7. Более отдаленным результатом волны мессианства явилось возникновение
хасидизма. Движение еврейского возрождения в Польше проникло во все слои
общества, пока не затронуло простого бедняка из Подолии Израиля бон
Элиезера (1700-1760). Новый лидер, мистик, обладавший нежной душой и
редким личным обаянием, проповедовал, что благочестие выше учености и что
каждый человек, как бы беден и невежествен он ни был, может приобщиться к
Богу. Умерщвление плоти не дает ничего, лишь экзальтация и полное
самозабвение могут заполнить пропасть между землей и небом. Вместе с тем,
имеются праведники-цадики, которые близки к Всемогущему и вмешательство
которых может иногда изменить даже Его волю.
Постепенно небольшая кучка учеников, собравшихся вокруг "Владеющего добрым
именем" ("Баал Шем Тов", сокращенно Бешт), как они его называли, выросла и
стала насчитывать много тысяч хасидим (благочестивых). Новое движение
охватило еврейские массы Восточной Европы. Веселью, экстазу и пению во
время молитвы стали придавать большее значение, чем механическому
отправлению литургии. После смерти основателя хасидизма укрепилось
представление о том, что некоторые семьи обладают особыми достоинствами,
которые передаются по наследству от одного цадика (праведника) к другому,
и каждый цадик может служить посредником между людьми и Богом. Дов-Бер из
Межерича (1710-1772) приспособил новое учение ко вкусу более образованных
элементов, среди которых оно начало быстро распространяться. К 1772 году
это движение достигло Литвы, и Вильно стал местом тайных встреч хасидов.
Это вынудило традиционалистов, отвергавших учение хасидов, с одобрения
виленского гаона Элиягу бен Шломо, последнего великого раввина,
предпринять решительные шаги и издать декрет об отлучении от еврейства
всех последователей нового движения. Само собой разумеется, что эта мера
оказалась неэффективной.
В течение нескольких лет восточноевропейское еврейство разделилось на
хасидим и миснагдим (противники). Однако когда накал борьбы спал, обе
стороны прониклись новым духом. Хасиды признали важность традиционного
порядка вещей, и среди них появились выдающиеся раввины. Миснагды стали
более терпимы, и на их взгляды заметно повлияла мягкая человечность их
бывших противников. Это предотвратило превращение хасидизма в отдельную
секту, и его сторонники, число которых достигло миллиона, остались внутри
еврейской религии. Вместе с тем хасидизм внес в иудаизм новый поэтический
элемент, влияние которого на низшие, более впечатлительные и менее
образованные слои народа, чувствовавшие потребность в мистическом
компоненте в повседневной жизни, закрепилось на века.
Лжемессианское движение XVII века с его последующими ответвлениями
знаменовало собой конец эпохи. Евреи Запада утратили последние иллюзии. Их
гордость была задета, и они не скоро оправились от удара. Никакой
лжемессия, полагавшийся на сверхъестественные силы, не мог больше добиться
всеобщего признания. В Восточной Европе, где исчезли последние гиганты
талмудической учености, возникла новая разновидность иудаизма, которая
вначале не нуждалась в этой учености. Со всех точек зрения наступил закат
еврейского средневековья.
|