Еврей — это не только религия, еврей — это еще и национальность, и именно с этой точки зрения необходимо решать одну из кардинальных проблем, стоящих перед  Израилем.

Эти слова принадлежат не политику и не активисту реформистского течения в иудаизме, а  ортодоксальному и одному из наиболее известных раввинов, племяннику в прошлом главного раввина Израиля, Биньямину Лау. Раввин Лау, возглавляющий недавно созданный Институт по проблемам гиюра, поделился своим подходом, заметно отличающимся от общепринятого в мире ортодоксального иудаизма.

Сегодня гиюр не является тем, чем он был для моего деда-раввина в Кракове, когда лишь однажды за всю каденцию к нему пришел поляк, желавший принять иудаизм, — говорит рав Лау. —   После приезда 300000 репатриантов, неевреев по Галахе, нам необходимо принять драматическое решение — оставить ли навсегда забор между теми, кто является евреем  по самоощущению, но неееврем по Галахе, и остальной еврейской общиной или признать, что еврей — это национальность, а не только религия. При этом очевидно, что сегодня в Израиле живут весьма известные люди, не являющиеся евреями по Галахе.

Этот вопрос никого не занимает, он попросту неактуален. Поэтому те, кто предлагает нам оставаться в рамках той формы религиозного закона, которая существовала на протяжении 2000 лет диаспоры, просто не понимают, в каком мире они живут. Они застряли в прошлом и страдают известной еврейской болезнью — отрицанием действительности. Я считаю, что мы не имеем на это права. Нам необходимо, оставаясь в рамках Галахи, найти формулу, позволяющую не устанавливать этот забор, а вспомнить древний принцип «Твой народ — мой народ, твой Бог — мой Бог».

Эти четыре слова, лежавшие в основе гиюра в древности, должны быть своего рода вступительным взносом при приеме в «клуб», именуемый еврейским  народом. Человек должен принять эту формулу, в которой, заметьте, сначала идет «народ», а потом — Бог. Иными словами, продемонстрировать готовность разделить судьбу еврейского народа, принять на себя предназначение нации, ее географию, ее историю, ее политику, ее повседневность. В этом случае я возьму человека за руку и проведу его по всему пути знакомства с миром традиции и религии, до той точки, где он скажет «твой Бог — мой Бог».  

— В чем это будет выражаться конкретно?

— Требовать полного соблюдения, например, субботы от человека, который живет в абсолютно светской атмосфере и едва начал знакомство с иудаизмом, значит поставить перед ним непреодолимое препятствие. Мне это кажется бессмысленным.  
Когда в мою общину приходят люди, я ожидаю от них определенной тенденции в поведении. Скажем, не допускать демонстративного нарушения субботы. То же самое  касается и потенциальных прозелитов. Если придет человек и скажет — «Я хочу пройти гиюр, но моей «субботой» будет воскресенье, и кашрут — это не для меня», то я буду вынужден отказать ему, так как он не готов принять ту «пакетную сделку», о которой говорилось выше: «Твой Бог — мой Бог».

При этом ни одно направление в иудаизме, вплоть до глубоких реформистов, не отменяло этого принципа. С другой стороны, сохранение этого принципа требует очень тактичного отношения, поскольку большинство людей не воспринимают его именно из-за той «цены», которую им придется заплатить. Иными словами, когда потенциальные геры слышат о том, что включает в себя вторая половина формулы «твой народ —мой народ, твой Бог — мой Бог», они зачастую отказываются от сделки.

Необходим огромный проект, в рамках которого религиозные семьи возьмут под свою опеку тех, кто думает о гиюре. Ирония судьбы состоит в том, что на протяжении десятков лет мы мечтали именно об этом. В 1970-х годах, в период борьбы за право на репатриацию для евреев СССР, в каждой семье религиозных сионистов за столом в праздник Песах оставался один пустой стул — для тех, кто по ту сторону «железного занавеса». Потом этот занавес рухнул, а стул продолжал пустовать.  

В те годы, когда мы мечтали об освобождении наших братьев из-за «железного занавеса», мы не могли себе представить, что проблема гиюра вообще возникнет. Для нас все были евреями, и не просто, а соблюдающими заповеди. Первый шок я испытал в 1989 году, когда приехал в Ригу преподавать основы иудаизма молодым людям, готовящимся к отъезду в Израиль. За несколько дней до окончания семинара я случайно узнал, что лучшая и наиболее искренняя студентка — нееврейка по Галахе. Мне трудно описать вам шок, который я испытал. В тот момент я понял, перед какой проблемой мы стоим, тем более, что, во-первых, эта девушка абсолютная еврейка по самоощущению и самосознанию, а во-вторых, я постепенно узнал, что она не только не была единственной, но и большинство участников семинара находились в той же ситуации. По возвращении в Израиль я стал членом специального раввинатского суда по вопросам гиюра. Там я встретил реальность в полном объеме.

— И что вы увидели?

— Я увидел парадоксальную для меня тогда ситуацию, при которой приходили люди, полностью отождествлявшие себя с еврейским народом, но крайне далекие от всего, что напоминает религиозный образ жизни. Пройдя гиюр, они стали, может быть, немного ближе ко всему традиционно еврейскому, но я отлично понимал, что религиозный образ жизни от них по-прежнему крайне далек. И я оказался перед необходимостью тяжелейшего выбора — продолжать участвовать в этом проекте или нет.

— Дилемма тем более непростая, что вы, напомним, ортодоксальный раввин.

— Совершенно ортодоксальный, и я не собираюсь в этом отношении никого вводить в заблуждение. Но глава суда раввин Хаим Друкман помог решить мне эту дилемму. «Ты помнишь, как мы мечтали о приезде в Израиль наших братьев из СССР? Это они», —  сказал он мне. Именно там я понял истинный смысл слова «галут» (диаспора). Семьдесят лет из людей вытравливали все, что связано с еврейством, и весь процесс ассимиляции — это не естественный результат той среды, в которой жили евреи бывшего СССР.  Поэтому нельзя относиться к потенциальным прозелитам, как к обычным неевреям, переходящим в иудаизм. Это наши братья, то, что называется «семя Израиля», и нужно сделать все, чтобы вернуть этих людей домой.

Раввин Друкман понял это и действовал в этом направлении последние 20 лет. Сегодня, кстати, есть раввины из ультраортодоксальной среды, которые воспринимают этот образ мысли. Достаточно вспомнить книгу раввина Хаима Амсалема, депутата от ШАС, которая так и называется — «Семя Израиля». Он приводит там огромное количество галахических оснований того, что репатриантов нельзя рассматривать как обычных неевреев, намеревавшихся пройти гиюр. Нет, это наши братья, часть нашей семьи, а когда речь идет о семье, необходимо сделать все, чтобы семья была единой.

— До сих пор мы говорили о национальной стратегии. Но вы раввин. Как эта стратегия уживается с еврейским законом, с Галахой?

— Это самый сложный вопрос, на который пока нет окончательного ответа. У Галахи  своя динамика, свои рамки. Поэтому, при всем моем желании, решить проблему и решить ее быстро, я не могу, как предлагают некоторые весьма уважаемые раввины (речь идет о раввине Йоэле Бин-Нуне), собрать всех желающих на стадионе «Тедди» или у Стены плача, громко прокричать слова молитвы, потом отправить всех в микву и считать процесс завершенным. Так это не работает. Именно поэтому проблема гиюра не решается сразу и для всех, а постепенно и индивидуально. Это требует времени, это иногда разрушает семьи, но это то, что есть. Именно поэтому я вижу как первичную цель создание сети семей, готовых взять шефство над желающими пройти гиюр. Сегодня из 2500 прошедших гиюр за год около 1500 сделали это в армии, там все несколько иначе, а еще 500 — это выходцы из Эфиопии. Остается 500 семей в год. Это ничтожно маленькая цифра. И одна из основных причин этого — отсутствие достаточного количества семей-опекунов. Моя задача, чтобы через пять лет это число выросло до 10000 за год. Причем, это задача не только моя, но и ваша, да вообще всех, кому важно будущее еврейского народа.

— Но вы отлично понимаете, что опекунские семьи становятся актуальными лишь тогда, когда люди уже заявили о намерении пройти гиюр. Большинство просто не приходят.

— Да, и это требует серьезной работы. Мы должны немало изменить в ментальности восприятия потенциальных геров. Не стоит скрывать или отрицать очевидное: сегодня к прозелитам относятся с немалой долей недоверия и до тех пор, пока эта ментальность не изменится, крайне тяжело говорить о каких-то серьезных изменениях в этом вопросе. При этом я совсем не наивен и в бытность мою судьей сталкивался с разными ситуациями. В частности, могу вам рассказать, что однажды женщина, успешно прошедшая гиюр, пришла в микву …с крестом. Служащая была в шоке, и очень скоро эта история дошла до меня.

— Вас это ранило на личном уровне?

— Когда вас обманывают — это всегда ранит, и тот, кто скажет вам, что не обращает внимания на такие вещи, говорит неправду. Но вопрос в том, какие выводы мы делаем из таких историй.
Да, существует обман, идолопоклонство и многое другое. Но это и есть наша задача — пробиться к еврейской душе, к еврейской сущности этих людей, которая, безусловно,  существует. И тут большая ответственность лежит на религиозных авторитетах, на мире Галахи, который должен пройти адаптацию.

В наших источниках сказано: «Будьте сдержанны верша суд». Вот именно эта мера сдержанности, умеренности и требуется. Если сегодня начать требовать от людей, крайне далеких от религиозного образа жизни, чтобы их дети учились в ультраортодоксальных школах, то мы столкнемся с резким и вполне понятным антагонизмом. Представьте себе тренера, требующего от начинающего спортсмена показывать мировые рекорды. Это несерьезно. Нам нужно выработать золотую середину, позволяющую сохранять минимальные требования, остающиеся в рамках «пакетной сделки» «Твой народ — мой народ, твой Бог — мой Бог».

— Что вы думаете о реформистском гиюре, активно добивающемся легитимации в Израиле?

— Признаюсь честно, я плохо знаком с их системой, но опасаюсь, что там отказались от базисных условий принятия в клуб. Реформистам крайне важен принцип «Твой народ — мой народ», но я не уверен, что им столь же важен принцип «Твой Бог — мой Бог».

— Какими вы видите перспективы решения проблемы гиюра?

— Эти проблемы не решаются в один день и даже в один год. Мы все очень любим рассуждать о любви к алие, но это крайне редко проявляется в отношении к конкретным репатриантам. А именно это залог того, что они примут принцип «Твой народ — мой народ, твой Бог — мой Бог». Но я оптимист и верю в успех.

Беседовал Габриэль Вольфсон, IsraelOnline, CursorInfo