С детства я уверена, что существуют вопросы, которые неприлично задавать. Например, на Западе муж никогда не спросит у жены, сколько она зарабатывает. У них это называется любовь. В России вежливый человек не будет интересоваться возрастом женщины. У нас это называется интеллигентность. К тому же списку я всегда относила и вопрос о национальности...

Однажды мальчик с чудесной фамилией Гринбаум подбежал ко мне в детском саду и, показывая пальцем, прокричал: "Ты ведь еврейка, да?" Дома родители, пытаясь меня утешить, говорили, что "Он сам такой". "Он - еврейка???", - удивлялась я сквозь слезы. Во втором классе этот мальчик уехал в Израиль, откуда писал мне длинные письма о еврейских праздниках.

После того случая лет пятнадцать никто меня о национальности не спрашивал. Даже в многочисленных еврейских организациях, которые я посещала. Наверное, там "профессиональные евреи" понимали по моему лицу все и сразу.

Но недавно, выходя из метро "Канал Грибоедова", я вновь услышала тот же вопрос: "Девушка, Вы ведь еврейка, да?" Оборачиваюсь - передо мной молодой человек в футболке организации "Евреи за Иисуса". Бросаю ему презрительное: "Это не лучший способ знакомства", но юный агитатор идет за мной, переходит Невский и, обгоняя меня то справа, то слева, явно не намеревается отступать. Я переадресовываю вопрос ему. Молодой человек гордо отвечает, что он еврей. В этот момент я говорю нечто, чего сама бы от себя никогда не ожидала. Я рекомендую ему пойти поучиться в иешиву, где ему объяснят, почему евреи все-таки не "за Иисуса". Он, заикаясь, спрашивает: "А Вы что, тоже... ну, того, в смысле, в иешиву?" Так стала ясна полная бесперспективность нашего дальнейшего общения. Молодой человек вернулся на свой пост у метро, а я побежала на лекцию в любимый Университет, надеясь, что следующие лет пятнадцать мне вопрос о национальности задавать не будут, но не тут-то было...

Пару дней назад я шла, погрузившись в свои мысли, и вдруг... "Девушка, Вы ведь...?" Я обернулась, собираясь послать человека... поучиться, но увидела знакомого студента петербургской иешивы "Томхей Тмимим", предлагающего еврейским прохожим выполнить заповедь "четырех растений". Его настойчивости позавидовал бы любой торговый агент, поэтому заповедь выполнить мне пришлось, так же, как и многим другим. Но я была ему искренне благодарна, правда, не столько за предоставленную возможность соблюсти традицию, сколько за то, что в его исполнении вопрос о национальности уже не входил в список неприличных вопросов.

Так что вопросы остаются, меняются лишь интонации, но в них и содержится "самое главное".