КОНКУРС НА ЛУЧШЕЕ НАЗВАНИЕ «ИНТИФАДЫ»

ЛЕВ АВЕНАЙС

На днях попалась мне на глаза небольшая заметка в «Едиот ахронот». Оказывается, Министерство обороны Израиля объявило конкурс среди нашего народа на лучшее название... «интифады». Да-да, интифаду решено переименовать.

Ну вот, четыре с половиной года интифада всем была хороша (то есть, кроме своего содержания), а теперь, видите ли, она не интифада вовсе. Потому что интифада в переводе с арабского — это что-то вроде народного восстания. А есть новая идеологическая установка в Министерстве обороны не считать все происходившее с нами и с палестинцами в последние четыре года а) народным,   б ) восстанием.

Дескать, народ палестинский был всем доволен, а пакости нам устраивали исключительно террористы. И во имя восстановления исторической справедливости предписано дать интифаде другое, более точное (с израильской позиции, разумеется) наименование. «Войну с террором» просят не предлагать. Это название уже было предложено в недрах самого министерства и было отвергнуто министром как слишком банальное.

Впрочем, величина первого приза не оглашена. Подозреваю, что в Министерстве обороны хотят улучшить историю на халяву. А жаль. Я бы предложил назвать заваруху «смутой», «базаром», «мочивом», «бунтом» — все лучше, чем благородное народное восстание.

Почему-то по аналогии тут же вспомнилось творческое переписывание советской истории с заменой привычного ВОСРа (Великой октябрьской социалистической революции) на октябрьский переворот. И правда, революция — это когда народ, а переворот — это когда кучка заговорщиков. Игра в термины — вообще любимое занятие политиков и пиарщиков. Например, в Латвии сейчас издана книга «История Латвии. ХХ век». Так в этой книге печально известный концентрационный лагерь Саласпилс назван... «расширенной полицейской тюрьмой и лагерем трудового воспитания». Авторы, видите ли, использовали, «официальное название немецких оккупационных властей, чтобы избежать советских мифов о том, что Саласпилс был латвийским Освенцимом». Что ж, того гляди, и начнут использовать официальное название лагеря Освенцим, использовавшееся нацистами. Он тоже считался трудовым лагерем. Даже надпись на воротах была: «Труд делает свободным».

Вообще, игра в терминологию захватила всех. Помню, как Эдуард Кузнецов мужественно боролся против руководства радио «Свобода», на котором он в свое время работал, чтобы те не употребляли в отношении Иудеи и Самарии термин «оккупация». Хотя кого он собирался убеждать? Советских слушателей? Ведь на английском языке термин «occupation» имеет совершенно нейтральную коннотацию, включая даже такой невинный смысл, как «профессия». Но и по сей день, если кто-нибудь, не дай бог, назовет присутствие наших войск и контроль Израиля на территориях Западного берега Иордана и сектора Газа оккупацией, он будет заклеймен патриотами Израиля как изменник родины и идеалов сионизма. Шарону тоже однажды досталось, когда он случайно оговорился, сказав, что мы не можем бесконечно долго удерживать оккупированные территории. Кстати, я не случайно, а, так сказать, с провокационной целью употребил термин Западный берег Иордана, который используется в средствах массовой информации и международных официальных документах. На самом деле, с израильской точки зрения это тоже крамола. Какой такой западный берег? Тель-Авив тоже находится на западном берегу реки Иордан! Надо говорить Иудея и Самария, и тогда всему миру будет совершенно ясно, что это исконные еврейские земли.

Я помню, как совершенно неожиданная проблема возникла при приобретении израильским телевидением английской программы «Кто хочет стать миллионером?». Оказывается, традиционная формула, произносимая ведущим программы перед тем, как зафиксировать ответ сомневающегося участника, в оригинале звучала так: «Это ваше окончательное решение?» Но тут взбунтовалась историческая память еврейского народа, для которой слова «окончательное решение» вообще существуют только в единственном контексте. Ни тебе в математике, ни тебе в суде нет окончательного решения. Оно существует только в еврейском вопросе. И эта формула нацистских документов так въелась в наши души, что ни о каком «окончательном решении» в игре и речи быть не могло. Слава богу, выход нашли достаточно легко. Наш израильский «Максим Галкин» спрашивает: «Это окончательно?» И все довольны!

Причем, что интересно: будучи столь щепетильны к еврейской филологической истории, мы бываем глухи к бедам других. Например, в последние два месяца чуть ли не самым популярным словом на иврите стало совсем не ивритское слово... «цунами». Каких только цунами у нас нынче нет: цунами распродаж, цунами демонстраций... В общем, чуть чего в избытке, сразу цунами. А то, что реальное цунами для многих стран это примерно то же, что для нас Катастрофа — сотни тысяч погибших, миллионы оставшихся без крова и средств к существованию, — на это у нас душевной чуткости не хватает. Мы не стесняемся сравнивать всякие ерундовые вещи с цунами, но зато возмущаемся, когда разные борцы за права животных сравнивают жестокий забой скота с убийством людей в годы Второй мировой войны.

Впрочем, и у нас в стране есть мастера филологических сравнений с Катастрофой. Эвакуацию еврейских поселений из Газы, неприятную, что там и говорить, для их жителей, цинично (другого слова я и подобрать не могу) называют депортацией евреев. Если бы в годы войны евреев переселяли с достойной компенсацией и всячески заботились, как бы их обустроить на новом месте, и окружающие сочувствовали им, и всячески старались облегчить этот нелегкий переезд, если бы поезд тогда уходил не в Освенцим (помните у Галича?), а в Галилею или в окрестности Ашкелона, вряд ли мы называли бы тот период нашей истории Катастрофой.

Так что не надо подменять игрой в слова нашу и без того непростую жизнь.