|
Этот выпуск литературной страницы посвящен памяти трех недавно ушедших от нас поэтов. Различны масштабы их дарования и степень известности. По-разному сложились судьбы этих людей. Но есть нечто, объединяющее их в нашей памяти, - это бескорыстное искреннее служение Слову в меру своих сил и дарованного Б-гом таланта.
Литературную жизнь Киева второй половины ХХ века трудно представить без Евдокии Ольшанской, автора доброго десятка поэтических сборников и удивительной книги воспоминаний "Поэзии родные имена". Более тридцати лет руководила она творческим клубом "Родник", ставшим первой ступенькой на пути восхождения на Парнас многих молодых поэтов. Свою маленькую двухкомнатную квартиру в стандартной хрущевке на Отрадном Евдокия Мироновна превратила в уникальный ахматовский музей. Ее работы по исследованию творчества Анны Ахматовой широко известны и в Украине, и в ближнем, и в дальнем зарубежье и пользуются заслуженным уважением коллег, ученых с мировым именем. Весь свой богатейший архив незадолго до смерти Ольшанская передала в дар Литературному архиву Украины с единственным условием - выделить для него отдельную комнату, не распылять бесценные материалы по разным фондам.
Нас с Евдокией Мироновной объединяла более чем сорокалетняя дружба, неоценима ее помощь при составлении антологии "Киев. Русская поэзия. ХХ век", и мне до сих пор трудно представить, что ее нет с нами.
Клавдия Билыч, "птенец гнезда Евдокии Ольшанской", - многолетняя участница клуба "Родник". (Справедливости ради следует сказать, что Клавдия Михайловна считала себя и ученицей Владимира Забаштанского, регулярно посещая заседания руководимой им литстудии "Кобза".) Одна из самых талантливых киевских поэтов, высокий профессионал, чьи стихи заслужили лестную оценку такого взыскательного мастера, как Александр Кушнер. Кандидат биологических наук Лада, как называли ее друзья, конечно же, все знала о своей неизлечимой болезни, но до самых последних дней продолжала писать замечательные стихи и даже приняла участие в работе ІІІ Фестиваля русской поэзии Украины, который прошел летом 2003 года в Киеве.
Ефима Гейхмана нельзя назвать поэтом-профессионалом. Всю жизнь Ефим Нояхович проработал столяром на киевской мебельной фабрике (а еще говорят, что нет евреев-пролетариев в наше время), был профсоюзным активистом, открыто выступал против произвола администрации, публиковал в фабричной многотиражке сатирические стихи. В годы перестройки с первыми глотками пусть относительной, но все-таки свободы стал посещать литературную студию "Третьи Ворота" и даже опубликовал несколько стихотворений на страницах еврейской газеты "Возрождение". Поэтические строки Ефима Гейхмана нравились его коллегам-рабочим, нравились и читателям газеты. Однажды на каком-то литературном торжестве Ефим читал свои сатирические стихи в присутствии Леонида Вышеславского, Юрия Бедзыка, других известных литераторов, и мэтры пришли в полный восторг.
Б-г наградил Ефима Гейхмана пытливым умом, щедрым сердцем, преисполненным добра и любви к людям. Все, кто его знал, вспоминают о нем с необыкновенной теплотой, даже цитируют полюбившиеся строки. А ведь человек продолжает жить, пока он жив в памяти друзей и близких.
|
ЕВДОКИЯ ОЛЬШАНСКАЯ
Ф.С. Горер
Домишко наш в войну сгорел дотла,
Без нас погибла добрая собака,
В товарняке тряслись мы.
И, однако,
Какою я богатою была!Я не забыла милого двора,
Заросшего высокою травою.
Там звезды, как цветы, над
головою...
Все это было:
Мать, Отец, Сестра...
1996* * *
Из детства, из самой его глубины,
Мне мамины песни сегодня слышны.
Проворно мелькает иголка в руках
И слышится пенье на трех языках.
Как русская песня тягуче-грустна!
О чьем-то бездомном
скитаньи она.
Начнет ее мама - я в слезы тотчас.
Звучит эта песня нечасто у нас.От песни украинской я без ума,
Веселой мелодии вторю сама.
Но мама, уже в настроеньи ином,
Поет по-еврейски о бедном портном.
Как голоден этот больной человек,
Хоть в пальцах иголку
он держит весь век.
В той песне и мужество есть,
и тоска...
Мне мамой подарены
три языка...
1971УРОКИ НЕМЕЦКОГО
Друзей радушно приняла Германия
И создала для них почти что рай.
Но почему во мне звучат, как мания,
Слова, что помню с детства:
- "Juden frei"?И трачу я усилия напрасные:
Поверить в прочный не могу уют...
Слова бывают добрые, прекрасные,
А эти мне
покоя не дают.
____________
"Juden frei" -
"Свободно от евреев" (нем.)
1997* * *
В израильском заповеднике собраны
почти все животные,
перечисленные в БиблииЭти земли незнакомы со снегами.
В заповеднике привычною тропой
Антилопы с лировидными рогами
Между пальмами идут на водопой.
Здесь Восток, и все пронизано нирваной.
Здесь, как в Библии, зовутся города...
Не была я на земле обетованной,
Но душа туда летает иногда.
1997* * *
Может, мы и зависим от кармы семьи,
Только вы мне неведомы, предки мои!
Лишь по лунной дорожке, дрожащей во сне,
Иногда вы приходите все же ко мне.Здесь подросток, и смуглый поэт молодой,
И раввин с побелевшей, как лунь, бородой.
И глядят они скорбно, явившись из тьмы:
- Как нам жаль, что с тобою закончимся мы!..Нас бросали в колодец, сжигали дотла.
Сколько лет за себя и за нас ты жила!
За тобой мы с тревогой следим с высоты.
Мы бессмертны, пока на земле еще - ты!..
1997* * *
Всю жизнь я прожила,
важнейшего не зная,
И столько пустяков
порой слетало с уст...
А множество людей,
достигнувших Синая,
Могли увидеть тот,
неопалимый куст!
Стоит он, огражден,
сомнения рассея,
Старейший на земле,
но все-таки живой!
И помнит до сих пор
пророка Моисея,
И тихо говорит
с небесной синевой.
И только небеса
безмолвствуют до срока,
Им некуда спешить.
Они согласны ждать,
Пока земля, как встарь,
опять родит пророка,
Чтоб новые ему
скрижали передать.
1998
|
КЛАВДИЯ БИЛЫЧ
ЭМИГРАНТ
"Решенья! Решенья!" -
скандируют чувства твои.
Ты им, ненасытным,
швыряешь листок из ОВИРа - "Лови!"
А дальше - раскрутка проста.
Как подсказку душа повторит:
"Гори оно пламенем синим!"...
Ну вот, и горит.
Горит-полыхает
конфорочным лютым огнем.
Вселенная ширится резко. Родной окоем
В последнем усилии
тщетно встает на дыбы...
"Поступка! Поступка!" -
скандирует голос судьбы.
С "Прощаньем славянки"
вокзальные стены, как вдовы,
отпрянут во тьму.
Свершилось! Ты больше
не должен уже ничего никому.* * *
Марине Левиной
Жизнь петлями ходит: Печерск и Подол.
То кубарем вниз, то карабкаясь в гору.
И выбор души, и ее произвол,
И то, что осилить лишь сильному впору,
Вмещается в сей двухчасовый маршрут:
Подол и Печерск. И судьба посередке.
А если рассказывать, - пара минут,
Контекст одиночества, краткий и кроткий.
Но все же ни дня из конспекта души
Не вырвать, прощаясь. И голосом птицы
Не крикнуть Отчизне: "Покрепче держи!"
Отважный сквозняк продувает границы.
Жизнь кровушку гонит: Печерск и Подол...
Уедешь - и станет двусложное: Ки - ев...
...А тромбик, что медленно к сердцу пошел,
Позднее, потом, назовут ностальгией.ПРОВОДЫ
Ну что же, присядем, пожалуй,
Отыщем, что в рюмки плеснуть.
Вполне безопасным пожаром
Горит среднерусская грудь.
О, рыба, ты ищешь, где глубже,
А ты, человек, - "С'est la vie!.."
Уже и волнение глуше
В моей старожильской крови.
Уже мне и слышать не странно
Резоны к разъятью цепи, -
Вот так, горожанка, гражданка:
Глотай эту боль и терпи!
А помнишь: "Я С ТЕМИ, КТО ВЫШЕЛ..."
Но только не "строить и месть",
Похоже, я с теми, кто выжил,
Хотя и различия есть.
"В масштабах Вселенной - все дома!" -
Подскажет мой друг-балагур.
... Похоже, и хохма знакома,
Вот только все меньше фигур
На поле... Все будничней это
Прощанье под горсточку слез...
Похоже, вовек без ответа
Пребудет мой детский вопрос.
ЕФИМ ГЕЙХМАН
О, КАК ТЫ НУЖЕН, ГОСПОДИ!
Как лжив, жесток, коварен
наш мир, что низко пал,
где вор живет как барин,
а честный - нищим стал.
Где мафия - не новость,
где правда чуть жива,
где благородство, совесть -
забытые слова.
Кто в тяжкую годину
подумает, как друг,
не о себе, любимом,
а обо всех вокруг?
Чем ближе мы к итогу,
что обещает жуть,
тем чаще сердце к Б-гу
прокладывает путь.
Не позволяйте свету
Вс-вышнего забыть:
Что значит: " Б-га нету?" -
Он просто должен быть.
Чем нам живется хуже,
чем больше в жизни бед -
тем ярче светит в душах
целебный Б-жий свет.
И чем заметней проседи,
тем громче стон в груди:
"О, как ты нужен, Г-споди!
Быстрее приходи!"
1993
|
|
