КАК Я ВЫЛЕЧИЛ МЮНХГАУЗЕНА

БОРИС ФЕЛЬДМАН

Есть у меня сосед. Вежливый, никогда громкого слова не скажет. Носит печально свисающие длинные усы и всегда ходит по праздникам к памятнику Шевченко.

Мою русскую речь выслушивает с видимым неудовольствием, но молчит. Однако и он на днях не выдержал:

— Читав у «Сільських вістях» статтю Яременко про ваших євреїв. Много правди. Але   ж ... Де він взяв, що у війну до Києва вдерлися 400 тисяч євреїв-есесівців? Це вже якась непомірна фантазія!

Слушал я его и, как врач по образованию, мысленно перелистывал учебник психиатрии. Там еще не такие примеры приводятся! «Чем больше ложь, тем охотнее в нее верят», — говаривал самый большой патологический лжец Гитлер. Но сколько невинной крови способно пролить такое беспардонное вранье! Вчера был Гитлер, а сегодня кто еще готов стать его последователем? Эта болезнь заразна... Какие же методы борьбы с ними, носителями такой заразы? Болезненно реагировать на самые фантастические выдумки, доводить дело до публичных скандалов и судебных разбирательств? По-моему, это ничего не дает, а только привлекает внимание к такому патологическому лжецу, делая его жертвой преследования противниками свободы слова. До войны давали 2 года тюрьмы за оскорбительное слово «жид». И что, помогло?

Лично я предпочитаю другой рецепт борьбы с патологическими лжецами. А именно — публичное высмеивание. Хотите, приведу пример?

Было это в самом начале 90-х годов.

Бурное время, ломка старого, утверждение нового, непривычного, непонятного. Сколько тревожных, панических слухов тогда родилось, сколько фантастических вымыслов!

— Сам видел, сам слышал, — утверждали авторы самых невероятных слухов, будораживших общество.

Тогда и появилось в одной местной газете утверждение, что в нашей синагоге спрятано оружие.

— Боже мой, — хватался за голову председатель еврейской общины, — Вы читали, что написали антисемиты в своей газете?! Что в подвале нашей синагоги хранятся пулеметы и что наши ребята-«бейтаровцы» учатся стрелять из них. Какие пулеметы, какие «бейтаровцы», я Вас спрашиваю, доктор Фельдман, вы же психиатр, неужели Вы не видите, что такое мог написать только сумасшедший? Кроме стариков, у нас есть только один парень, и тот «шлемазл», который не выходит из подвала и наблюдает за курами, которых мы там держим. Ждет, когда какая-то из куриц снесет яйцо, чтобы незаметно от меня его выпить. Он считает, что после куриных яиц поумнеет и сможет окончить вечернюю школу. А! Хотите, сами можете заглянуть в подвал и посмотреть, какие там спрятаны пулеметы? Заодно и понюхайте, чем там пахнет. Идите, идите!

В подвал даже не надо было спускаться. Из открытого окна, что под лестницей, ведущей в молельный зал, доносился такой специфический «шмэк», по которому сразу можно определить, что здесь живут неухоженные еврейские куры.

— Фэ! — морщась, только и сумел произнести я.

— Вот именно, «фэ»! — поддержал меня престарелый председатель. — Сколько раз я требовал от дворника убрать оттуда всю вонь, так нет, ему некогда! Вы не скажете, за что мы платим ему деньги? А теперь еще этот антисемит в газете развонялся. И далеко это разнеслось! Можете поздравить, по этому поводу из Москвы к нам едет английский корреспондент. Вы что-нибудь понимаете по-английски? Да? Тогда я вас очень прошу прийти сюда послезавтра, когда он будет. А заодно и пригласите в синагогу этого местного писаку, этого Мюнхгаузена, как я его называю, пусть вместе с англичанином заглянет в этот проклятый подвал!

— Ладно, — пообещал я и приступил к делу.

Вечером разыскал по телефону местного враля-сочинителя, написавшего «поганку» про еврейские пулеметы.

— Будет английский корреспондент? — неохотно протянул он. — Не знаю, сумею ли.

Но, узнав, что будет бесплатная выпивка с выездом за город в еврейский молодежный лагерь, дал согласие. И вот мы сидим в помещении старой синагоги — англичанин, я и средних лет рыжеватый тип в очках, который написал эту выдумку.

— Зачем вы это сделали? — тихо спросил я его.

— Поступили сигналы, — уклончиво ответил тот. — Теперь я и сам вижу, что здесь в подвале, кроме вонючей жижи, ничего нет...

— Э, нет, — возразил я. — Искать — так искать. Поехали в молодежный лагерь. Там, возможно, у них и танк есть.

— Танк? — оживился уже подвыпивший англичанин.

— Yes — кивнул я.

Через полчаса езды на машине мы уже были в редком сосновом лесу, где стояли десятка полтора домиков. Я предложил обойти все. Рыжий «Мюнхгаузен» достал из кармана блокнот.

Конечно, мы сразу же наткнулись на безобразия. На крыльце ближайшего домика валялись чьи-то рваные носки, во втором, несмотря на время молитвы, азартно рубались в некошерные карты, помеченные крестами, ну а в пятом — полураздетый парень неистово целовал симпатичную черноглазую девушку.

— Вы что-то говорили о танке, — начал англичанин.

— Говорил, но его здесь нет, как видите. А вот в том строении, — показал я на продолговатое деревянное сооружение, — все может быть. Или танк, или тир...

Про себя я уже давно определил, что это такое. Конечно, сортир на 10 или на 15 дырок, как положено в армии, чтобы могло расположиться одновременно все отделение.

Так и оказалось — сортир, да еще густо политый каким-то крепким дезраствором. Англичанина стошнило. Наш доморощенный писака — «Мюнхгаузен» спрятал блокнот.

— Что теперь новенького маракуем? — при встрече всегда спрашиваю я его. — Не хотите ли заскочить в синагогу, там опять что-то есть!

В ответ он обиженно сопит. Еще бы — теперь среди журналистской братии к нему надолго, с моей подачи, пристала кличка «Мюнхгаузен». На еврейские темы он больше не пишет, а если что и нацарапает в печати — так это больше об извращенном сексе в туалетах городских дискотек.

Вот там ему и место!