ГЛАВНЫЙ ЕВРЕЙ УКРАИНЫ

БОРИС ХАНДРОС

Из разговоров у театрального подъезда:
"Целая армия борцов против
антисемитизма не сделает того, что делает Тевье-Тевель"

"Будь жив Шолом-Алейхем,
он наверняка сочинил бы еще одну главу:
как Тевье стал главным евреем"

В каждой шутке есть намек... Есть он и в "звании", которое "прилипло" к народному артисту Украины Богдану Ступке буквально сразу после премьеры "Тевье-Тевеля". За 14 лет - более 300 представлений. Более трехсот раз при появлении Ступки-Тевье со своей знаменитой кепочкой в руке зал замирал, чтобы вскоре взорваться аплодисментами. Так было в Харькове, Черновцах, Мюнхене, Нью-Йорке, Москве, Воронеже. И всюду аншлаг.

На очередную встречу с "Тевье" я пришел со своим знакомым - японцем, говорящим на идиш, Мицухару Акао. В фойе мы встретили сотрудницу японского посольства. Она смотрит "Тевье-Тевеля" пятый раз. Привлекают, привораживают, объяснила она, не только гениальная - без преувеличения - игра Богдана Ступки, великолепный актерский ансамбль, но и особая атмосфера в зале, которую создает спектакль.

И это действительно так. Сцена и зал - как одно целое. Реакция на то, что происходит на сцене, мгновенная и доброжелательная. А между тем, евреев среди зрителей - раз, два и обчелся. Когда видишь столько сопереживающих лиц, слышишь удивительно добрый смех, буквально кожей чувствуешь невидимые миру слезы - слезы боли, восхищения, благодарности, - еще раз убеждаешься, что и впрямь Богдан Ступка со своим Тевье-Тевелем делает то, что вряд ли под силу целой армии борцов против антисемитизма.

В чем же тут секрет? В чем феномен Ступки-Тевеля? Талант? Но разве было мало очень талантливых исполнителей Тевье до Ступки?

В 1947 году в этом же здании Театра имени Ивана Франко я видел Тевье в спектакле Харьковского академического театра украинской драмы, которым тогда руководил корифей украинской сцены Марьян Крушельницкий. Он же выступал в главной роли, а консультантом по костюмам был сам Соломон Михоэлс. Прекрасный спектакль, прекрасная игра. Но потрясения не было. Спектакль не стал событием в театральной, общественной жизни, возможно, еще и потому, что власть, партийные органы его появление не устраивало.

В 80-е годы, когда вновь затеплился еврейский огонек, появились интересные постановки в московских театрах. Тевье - Ульянов, Тевье - Леонов. Но (и это не только мое мнение, а многих зрителей) Тевье-Тевель в исполнении Богдана Ступки несравненно выше.

Значит, не только талант, а еще что-то? Вот за этим "что-то" я и отправился к Богдану Сильвестровичу.

- Путь к Тевье, думаю, начался с атмосферы в нашем доме. Я родился в августе 1941-го в городке Куликов на Львовщине. Мои детские воспоминания больше связаны со Львовом, куда вслед за отцом - он стал артистом оперного театра - мы с мамой переехали в 1947 году.

В школе, в нашем классе были и евреи. Когда призвали в армию, я, молодой артист, какое-то время служил в ансамбле песни и пляски Прикарпатского военного округа. Там тоже были еврейские ребята, с которыми я дружил и дружу по сей день.

...Первая моя встреча с Шолом-Алейхемом. Я случайно купил его книгу, куда вошли рассказы, небольшие отрывки из "Тевье-молочника", "Мальчика Мотла". Я неожиданно почувствовал в авторе что-то близкое, даже родственное мне, хотя тогда не мог осознать, в чем эта родственность заключается.

Одно из самых ярких впечатлений моей молодости - концерты Сиди Таль, до сих пор живущей в благодарных воспоминаниях старшего поколения. Каждый приезд во Львов этой талантливейшей исполнительницы еврейских народных песен становился событием. На сцене Сиди Таль жила так естественно, что в ее непрекращающемся диалоге с залом (реплики, остроты, пожелания, на которые, к слову, она охотно откликалась) никакой искусственности не ощущалось.

Свои знаменитые монологи из "Мальчика Мотла" ("Мне хорошо - я сирота", "Мальчик Мотл в Америке") она сама переводила с заметным галицийским акцентом, который не только не мешал, но придавал ее выступлению особый шарм. Песни Сиди Таль превращались как бы в мини-спектакли. Запомнилась мелодика ее голоса. Для драматического актера мелодика персонажа - те самые вздохи, вдохи, музыка речи - значит очень многое.

Все эти долгие годы впечатление от образов Сиди Таль жило во мне, чтобы воскреснуть в Тевье. Когда я приступил к работе над ролью, ощущения, воспоминания - школьные, юношеские - ожили во мне.

Люблю рассматривать фотографии больших мастеров. Кто кого играл, как играл. Что-то откладывается. Как он смотрит, какие глаза у него. Вот Соломон Михоэлс в роли Лира, в роли Тевье. У него челюсть нижняя была от природы такая волевая, вытянутая несколько вперед. Я сделал это мимически.

После наших гастролей в Москве критик Поюровский писал: "Это сам Михоэлс спустился к нам в роли Тевье". Мне кажется, просто у Соломона Михоэлса было очень много от Тевье. Его мудрость, доброта. Помните проходной эпизод в "Цирке"? Михоэлс на идиш поет колыбельную песню спящему негритенку. Его удивительные руки, передающие дитя.

Руки - живые, умные. Руки, которые говорят, мыслят. Такие руки и у Богдана Ступки. Вот эпизод в спектакле: дочь Хава полюбила сельского писаря Федю, принимает его веру. Тевье, все еще надеясь уговорить попа возвратить дочь, отправляется в церковь. Он стоит у порога, а батюшка говорит ему: "Заходь. Тільки зміми шапочку. Зніми шапочку, Тевель!" Тевье со своей шапочкой никогда не расстается. Еврей с непокрытой головой - не еврей. Он обращается к Вс-вышнему: "Как быть?" И тот отвечает ему: "Иди. Шапочку сними, ничего не случится". Эта пантомима длится полминуты. Ни единого слова. И все сказано. Тевье снимает кепочку, мнет ее в руках...

В кабинете главного художественного руководителя Национального академического театра имени Ивана Франко на стенах - портреты предшественников Богдана Ступки, корифеев украинского театра. Останавливаемся у портрета молодого Крушельницкого.

- К сожалению, я не видел Крушельницкого в роли Тевье. Но знаю об этом спектакле по рассказам Миколы Бажана. Михоэлс был консультантом. Он приехал на премьеру в Харьков. После спектакля подошел к Марьяну Михайловичу, спросил: "Вы еврей?" - "Нет, я украинец". И тогда Михоэлс - такая есть легенда - встал на колени: "Вы играете лучше меня". Великие мастера могут себе такое позволить. Красиво это было. Так что в Украине была традиция создания образа Тевье.

И еще из рассказов Бажана. В Харькове был случай, когда какой-то пьяный в зрительном зале во время спектакля выкрикнул что-то антисемитское. Тут же опустился занавес. И Марьян Михайлович обратился к залу: "Пока не выведут негодяя, мы продолжать не будем". Надо было обладать немалым мужеством, чтобы в годы, когда уже набирал обороты маховик борьбы с "космополитизмом", уже был убит Михоэлс, сохранить этот спектакль в репертуаре. Это сделал Крушельницкий.

Теперь другие времена, другие настроения. Более трехсот спектаклей - и ни одного инцидента. Самые неспокойные зрители - школьники. Не хватает культуры, порой ведут себя не лучшим образом. Перед началом шум такой, как будто море разбушевалось. Но вот начинается спектакль, шум стихает, приходит то святое молчание, тот смех, та мгновенная реакция, ради которых ты живешь, проливаешь актерский пот. И так до самого финала в битком набитом зале. Выходит, спектакль нужен не только старшему поколению. Он воспитывает детей.

Битком набитый зал. Пятнадцатый год подряд. Как было в день премьеры, так и по сей день. Чем объяснить этот феномен?

Конечно, очень талантливая инсценировка. Работа Григория Горина.

После встречи с Богданом Сильвестровичем я еще раз перечитал первоисточник - Шолом-Алейхема. Сохранив дух, настроение монологов Шолом-Алейхема, Григорий Горин ввел колоритную, сочную фигуру Степана, соседа Тевье.

Очень удачен эпизод прихода Тевье в церковь. У Шолом-Алейхема Тевье - огромная разница - идет к батюшке домой. Постановщик Сергей Данченко поступил мудро, остановившись на варианте Горина.

Богдан Ступка считает, что ему и его Тевье вообще очень повезло с режиссером. Все эти годы - при жизни и после смерти С.Данченко - спектакль идет в его постановке. Изменения, если и случаются, то очень незначительные. В спектакль ("нужна свежая кровь") вводятся новые актеры. Богдан Сильвестрович как художественный руководитель театра делает это особенно охотно, вводя молодых (четырех актеров взяли из Днепропетровской студии - театральной школы).

- В прошлом году мы показывали в Днепропетровске нашего "Тевье-Тевеля". Потом нас пригласили в синагогу. Пошел я туда, а ко мне подходит молодой парень: "Здравствуйте, Богдан Сильвестрович". - "Здравствуйте". - "Я окончил в этом году актерский курс нашего училища. И вот что про себя подумал: если буду работать в Украине, то только в украинском театре".

Вот так. С таким напором. Ну, вылитый Перчик. Мне понравился. Ярослав Гуревич прошел наш непростой конкурс. Теперь он играет Перчика. И очень точно играет.

Удачное, по мнению многих, оформление. Главный художник театра - увы, уже покойный - Даниил Лидер. То, что им задумано, - живет. И вот этот задник - "Чумацький шлях", на котором то вспыхивают, то гаснут мириады звезд.

Но главное - это Шолом-Алейхем. У меня такое ощущение, что он взял Библию и пересказал ее на примере истории одной семьи. Что такое любовь к детям? Что такое милосердие, гуманизм, добро и зло? Что такое: человек человеку - друг? Добрососедство и бессмысленная жестокость, погромы. Это в Библии все описано. А он все это расшифровал на жизни одной семьи: Тевье, Голды и их дочек.

Еще один чрезвычайно важный для меня аспект. В спектакле есть такой эпизод. Менахем делает заказ Федору: "Напиши вірш для Лейзера" (мясник, который собирается жениться на Цейтл). Федор предлагает выбрать кого-нибудь из подходящих, на его взгляд, героев. Между ним и Менахемом происходит такой диалог:

"Отелло" - "Єврей?" - "Ні, мавр" - "Не підходить".

"Доктор Фауст" - "Єврей?" - "Німець" - "Не підходить".

"Гетьман Мазепа" - "Єврей?" - "Ні, українець" - "Оце вже ближче до нас".

Вот это "оце вже ближче" всегда тепло воспринимается залом. И текст, и подтекст. Тевье родился на украинской земле, и создатель его, Шолом-Алейхем, тоже вырос здесь. Они близки нам. Они в равной степени принадлежат еврейскому и украинскому народам, и в этом секрет особого успеха Тевье в Киеве. Украине. Украинского Тевье.

О "Тевье-Тевеле" - грех обижаться - писали и пишут многие. Богдан Сильвестрович давно уже потерял счет рецензиям. Но особенно дороги ему письма зрителей. Вот одно из них. Оно пришло на адрес Ступки еще в начале 90-х годов. Приводим отрывок из письма Григория Ароновича Быкова, ветерана Великой Отечественной войны:

"Я видел много людей, очень похожих на Тевье - украинцев, евреев, россиян. Этим людям присущи щедрая душа и человеческое достоинство ... Долгое время мы, евреи, были вынуждены скрывать наши чувства, наше национальное самосознание. Увидев Вашего Тевье, я еще раз убедился, что чуткость, доброта, национальное самосознание - это те ценности, за которые надо бороться. Большое Вам и режиссеру Данченко за это спасибо"...