Как-то известный писатель Анатолий Алексин (настоящая фамилия которого Гоберман) поведал о своем разговоре со знаменитым маршалом Жуковым. Тот, не зная, что писатель еврей, рассказал ему о своем отношении к участию евреев в Великой Отечественной войне: “Я всю войну прошел рядом с генерал-полковником Соломоном Бескиным. Он все время рассказывал анекдоты, которые казались мне антисемитскими, и этим не нравились. Например: “В городе поставили памятник, а на нем надпись: “Неизвестному солдату Рабиновичу”. Все очень удивляются: “Почему неизвестному, если известна фамилия?” – “Понимаете, неизвестно, был Рабинович солдатом или нет”. Вот тут маршал Жуков побагровел и сказал: “Рабинович солдатом был, и дрался он героически. Евреев считают народом гонимым, народом-жертвой. Но для меня в той войне евреи были народом героев. Все недруги Израиля должны об этом помнить”.
История, о которой мне хочется рассказать сегодня, вероятно, тоже была известна маршалу Жукову и тоже подтверждала его уверенность в героизме еврейского народа. Когда-то о ней знала вся страна, об этом писал в “Комсомольской правде” Илья Эренбург, но с течением времени она подзабылась, и нынешнее поколение уже ничего не знает о подвиге одного из многочисленных солдат-евреев. Материалы, рассказывающие об этой истории, мне передал внук главного героя, член Бориспольской еврейской общины Александр Яковлевич Беспрозванный. И сейчас, накануне 65-летия Великой Победы, они особенно актуальны.
Итак…
Письмо, найденное в лагере смерти
В начале 1945 года в редакцию “Комсомольской правды” пришло письмо от фронтовиков майора А . Рутмана и гвардии старшего лейтенанта С. Красильщика:
“Посылаем вам документ, который нельзя читать без глубокого волнения. Это письмо было найдено недавно солдатами Польского войска в одном из бараков фашистского лагеря смерти в Майданеке. Оно написано одним из пленников, обреченных гитлеровцами на страшную казнь, написано в последние минуты его жизни. Михаил Беспрозванный спрятал свое письмо в паз барачного окна и оно пролежало там около десяти месяцев. По краям и сгибам бумага истлела, но текст письма, написанный простым карандашом, в основном сохранился. Командование Польского войска передало письмо политработникам нашей части. Наши бойцы и офицеры читали и перечитывали это письмо с чувством яростного гнева к фашистским палачам, с чувством великой гордости за нашего советского воина, дух которого не сломили ни долгие месяцы мученической жизни в фашистских застенках, ни близость смерти. Михаил Беспрозванный показал себя перед лицом самого страшного нечеловеческого испытания как достойный сын своего великого Отечества.
В радостные минуты окончательной победы над гитлеровской Германией наш народ вспомнит о нем и о многих тысячах других советских людей, замученных немцами. Мы найдем, хотя бы на краю света, палачей Михаила Беспрозванного и предадим их позорной казни.
К вам сейчас одна просьба: напечатайте это письмо в газете, помогите нам найти сына Михаила Беспрозванного. Наши бойцы и офицеры хотят передать ему завещание отца. Они хотят заверить семью Беспрозванного в том, что неслыханные мучения узников Майданека будут достойно отомщены.
Пепел погибших стучит в наши сердца!”
И вот в “Комсомольской правде” за 4 апреля 1945 года было опубликовано последнее письмо Михаила Беспрозванного. Не все слова в нем можно было прочитать, они заменены многоточиями, но каждая его строка заставляет содрогнуться и восхититься мужеством его автора.
Мои последние дни
Сегодня, 25 марта 1944 года, но я еще жив. Как бы я был счастлив, если б я должен был умереть в бою, после 33-х месяцев борьбы с нашим врагом, и как я убит горем, что после 32 месяцев пребывания в фашистских лагерях я должен умереть на пороге свободы, т.е. когда наша доблестная Красная Армия находится в 100 км от моего лагеря и несет освобождение миллионам человеческих жизней, а в нашем лагере, находящемся в гор. Люблине, озверелые бандиты расстреливают ежедневно тысячи людей — безвинных женщин и детей, которые перед смертью у крематория направляют свой взор на восток, откуда Красная Армия вместе с восходом несет другим долгое счастье и вечную ... фашистскому строю. Но, увы ... умереть. Такова судьба наша ... в.... частности.
У меня сын Яков и дочь Лия, жена Полина, ... сестры и братья, и остался многомиллионный советский народ, который под руководством моей партии несет свободу. Вот им бы всем хотелось во весь голос рассказать о моих переживаниях, но это невозможно, я у тигра в когтях, и вырваться невозможно... Дорогие дети, жена и родители! Я с вами не попрощался, уходя на фронт, и я был еще 2 дня в Киеве после начала войны. Я перед вами совершил большое преступление, и вы должны, если вы живы, простить, ибо я был душой и телом предан своей работе и охвачен патриотизмом...
23 июня я … на фронт. 6 июля я участвовал в первом бою, и до 26 июля я участвовал в многочисленных боях с иноземцами, идущими на восток. 26 июля, будучи раненным в голову и в ногу, я остался на поле боя, в окружении, и попал в плен в селе Высокое Тетиевского района Киевской области. Был в Холме в лагере 3 месяца. За это время водили 2 раза на расстрел. 20 октября был переведен в Люблин в филиал концлагеря на работу, где работал по специальности до 3 ноября 1943 года. За это время много пережил, были 2 неудачных побега. 3 ноября нас, 20 тысяч евреев, повели на расстрел. По каким-то причинам выбрали 300 человек, остальных расстреляли и сожгли на моих глазах. И вот сегодня я еще живу. Осталось от 300 — 50, и я среди них. Но лагерь и Люблин эвакуируют поспешно, Ковель занят и нажим идет на Люблин и мы считаем минуты, когда нас поведут на… Но я гордо смотрю смерти в глаза …наша территория очищена от немецких оккупантов, и снова настанет такая жизнь, за которую я боролся, ради которой я работал и учился … хотелось б моему сыну, если он жив, передать мои последние слова пойти на тот путь, по которому шел его отец с 1932 года, быть преданным своей родине…
Больше не могу писать, ибо нервы сильно истрепаны.
Я прошу, кому попадет это письмо, принять все меры к тому, чтобы о моей жизни и смерти узнали родные и близкие. Это моя последняя просьба. Адреса 1941 года:
Москва, Крестовоздвиженский, 2—38, Хандога Л. С.
Станция Помошная, школа 19, Прокопенко Л.
Киев, Андреевская, 1/13, Беспрозванным.
Киев, Ворошилова, 29—24, Литваку от Миши.
Прощайте.
Беспрозванный Михаил Григорьевич.
Вскоре в той же газете была напечатана публицистическая статья писателя Ильи Эренбурга “Завещание Михаила Беспрозванного”, в которой уже содержалась более подробная биография героя (вероятно, было проведено специальное расследование). Из нее мы узнаем, что Михаил Беспрозванный родился в 1905 году в еврейской семье столяра Григория Беспрозванного в г. Немирове Винницкой области. В семье, кроме него, было еще двое сыновей – Петр и Семен (во время Отечественной войны Семен был краснофлотцем и погиб под Севастополем, а Петр в боях за Калинин потерял ногу, вернулся инвалидом и пошел работать на завод). После революции семья переехала в Киев. Михаил работал токарем на оборонном заводе, учился на рабфаке. Женился на киевлянке Полине, в 1932 году родился сын Яков, потом дочь Лия (она умерла ребенком).
На следующий день после начала войны он ушел на фронт. О тех трагических событиях, которые произошли с ним потом, он и рассказывает в своем последнем письме. Но, главное, он хотел, чтобы об этом узнал его тринадцатилетний сын Яков.
Именно к сыну Якову и обращается Михаил в своем письме-завещании.
Якова Беспрозванного нашли: он вместе с матерью Полиной жил в Киеве и учился в ремесленном училище речников. Он “услышал” голос отца и вскоре в газете “Днепровский водник” появляется его ответ. Конечно, тринадцатилетнему подростку помогли написать статью и она в духе того времени пестрит “священными” и строго обязательными тогда словами “партия”, “Ленин” и “Сталин”. Но, тем не менее, в ней чувствуются и гордость за отца-героя, и боль сиротства, и надежда на будущее.
В этой клятве, в частности, говорилось:
Я никогда не забуду жаркий июньский день — 15 июня 1941 года. Ко мне в Ворзельский санаторий водников приехал из Н-ской части отец. Отец очень любил природу. Мы пошли бродить но густому сосновому бору. Солнце светило ярко, ярко. Все было по-летнему хорошо. Мы легли на зеленый ковер на опушке леса. В лучистых карих глазах отца играли веселые огоньки, и он, лежа, смотрел на небо, по синеве которого плыли кучевые облака. Вдруг отец взъерошил рукой мои волосы и сказал:
– Эх! Как хорошо большую жизнь прожить. Да, большую жизнь прожить хочется.
И отец стал с жаром рассказывать мне о своей трудовой жизни. С особой теплотой он вспоминал о дне, когда вступил в ряды партии... Когда в небе зажглись звёзды, отец на прощанье крепко обнял меня и поцеловал в лоб.
— Смотри, сынок, будь вежливым, послушным, дисциплинированным, закаляй свою волю с детства.
В первый день войны отец ушел на фронт. Он был преисполнен горячим желанием скорее уничтожить фашистского зверя. Папа не успел попрощаться с мамой, трехлетней сестричкой Лией и со мной. Когда враг стал приближаться к родному Киеву, наша семья эвакуировалась в Среднюю Азию. Там я работал на кирпичном заводе. С первого дня войны мы потеряли связь с отцом, ни единой весточки от него не получили.
На днях из газеты “Комсомольская правда” я узнал, что мой отец трагически погиб в фашистском лагере смерти в Майданеке. Я прочел предсмертные строки отца: “… пойти на тот путь, по которому шел его отец с 1932 г., быть преданным своей Родине, партии...”. Когда я читал письмо, у меня сжалось сердце, в горле пересохло, застучали зубы. Я не плакал, нет, но несколько часов просидел в оцепенении.
Скоро окончится война. После победы ко многим детям вернутся отцы, а меня постигло большое горе. Любимый отец ко мне никогда не вернется. Но я не одинок…
После освобождения родного Киева от немецких захватчиков наша семья вернулась в Киев. Я поступил в ремесленное училище. Здесь готовят кадры для судоремонтных предприятий Днепровского бассейна.
Отец мой был человеком большой силы воли. Я стараюсь унаследовать черты отца. Занимаюсь в группе литейщиков. Чтобы стать хорошим литейщиком-формовщиком, приходится много учиться. Читаю дополнительную техническую литературу и по всем предметам имею “отлично”.
Отец! Образ твой остался в моем сердце. Ты всегда со мной, я слышу твой голос. Тебя нет с нами, но есть большая жизнь, за которую ты боролся. Я пойду по твоему пути. Над пеплом отца клянусь вырасти мужественным, любить свою Родину, свой народ, отдать всю жизнь делу Ленина — Сталина.
Яша Беспрозванный.
Эта история получила широкий общественный резонанс. Семья героя получила множество писем со всех концов страны от фронтовиков, комсомольцев и сирот, потерявших своих родителей в годы войны. Не оставило их без помощи и руководство Днепровского военно-восстановительного управления, где жена Полина работала в порту, а сын Яков учился в ремесленном училище. Уже 11 апреля 1945 года ( а статья в “Комсомолке” вышла 4 апреля) был издан приказ, в котором предписывалось выдать каждому по отрезу сукна на шинель и костюм, произвести ремонт их квартиры до 1 мая и выдать Полине Беспрозванной единовременную помощь в размере 1000 рублей.
Как сложилась жизнь этой семьи после войны, мне рассказал все тот же Александр Яковлевич Беспрозванный, сын Якова и внук Михаила. После ремесленного училища Яков Беспрозванный закончил сначала Киевское артиллерийское подготовительное училище, а потом Томское артиллерийское училище. Женился, попал служить на Сахалин, где родился сын Александр. Служил там до 1958 года, потом перевелся в военную часть в г. Борисполь. А в 1959-1960-х годах, во время хрущевского сокращения армии, ушел в запас в звании капитана. Он так и остался жить в Борисполе, работал сначала водителем автобуса, потом заочно закончил Киевский автодорожный техникум и стал начальником службы эксплуатации в Бориспольском АТП. Умер в 2000 году.
А его мать Полина вышла замуж за родного брата погибшего мужа – Петра, который вернулся с войны инвалидом. После войны у них родился сын Михаил (вероятно, названный в честь героя). Они жили в Киеве, Полина умерла в 1970-х годах, а Петр Григорьевич – в 1991-ом. Их сын Михаил сейчас живет в Киеве.
Само письмо-завещание Михаила Беспрозванного в советское время экспонировалось в Центральном музее истории Великой Отечественной войны в Москве.
…Вот такая история. И хотя в ней чувствуется свойственный советской пропаганде налет политической пафосности, но все же в ее основе вечные человеческие качества: мужество, сила воли, презрение к смерти, преданность отчизне, забота о близких. Эти качества общечеловеческие, они не имеют национальности…
Клавдия Колесникова
|