Сегодняшний наш собеседник – еврейский певец Яков Явно. Он выпускник московской Гнесинки, много лет был ведущим солистом Камерного еврейского музыкального театра (КЕМТ). Заслуженный артист России. С 1990 года живет в Нью-Йорке.
- Яша, помнишь, где-то в 70-х годах ходил такой анекдот: «Сообщение ТАСС. Сегодня в Советском Союзе успешно запущен на орбиту космический корабль «Союз-13», пилотируемый летчиком-космонавтом Рабиновичем. Пролетая над территорией Советского Союза, космонавт-13 радировал: «Впервые в жизни чувствую себя нормально!». Вот и хочу спросить тебя: как ты себя чувствуешь в свободном полете над свободным миром? Как ты в него интегрировался?
- Великолепно! Я действительно много езжу по миру с концертами: Берлин, Париж, Амстердам, Хабаровск, Биробиджан, Москва, Торонто... Полет проходит нормально. Не впервые в жизни, а постоянно чувствую себя нормально.
- Яша, тебя лучше слушать, когда ты поёшь, а не когда говоришь, но что-то я давно не бывал на твоих концертах. Последний раз это было года три назад, когда ты пел в Карнеги-холле с негритянским хором.
- Я только что вернулся из Лос-Анджелеса, где пел для лауреатов и участников церемонии награждения кинопремией «Оскар». Среди лауреатов и академиков кинопремии довольно много наших людей.
- Ты пел для них еврейские песни?
- В том числе. Но в основном - русские. Для американцев я – «рашен». И они меня позвали для этого. Меня это не смущает нисколько. Я воспитан на русской культуре, на русском театре.
– На фоне тухлой попсы у тебя абсолютные вкус и слух. Но у меня, Яша, есть такая подлая мыслишка, что ты отошел от еврейской, идишистской культуры и стал обычным попсовым гастролером. Не так ли? А я помню время, когда приезжал ты в наш родной город с Камерным еврейским музыкальным театром, и это было событием, о котором говорил весь Минск. В те веселые времена еврейский актер и его выход к людям были огромным волнующим явлением. Оно показывало, что мы еще живы, что мы еще поем и смеемся, как бы трудно ни было. Как правило, такие концерты или спектакли проходили в Клубе имени Дзержинского, в одном из корпусов КГБ. Мы тогда шутили, что делается это для того, чтобы товарищи чекисты особенно не трудились и брали всех вместе – актеров и зрителей... Исполнителей на идиш всегда можно было пересчитать по пальцам одной руки. И мы считали их героями. А сегодня поющих попсовиков невозможно и счесть. Сейчас они из России хлынули сюда с «антикризисными» турами, проще говоря – ради «чёса». Работает закон сохранения бабла. А те, кто здесь ничего добиться не смог, вернулись в Россию. И тоже наезжают причесать иммигрантский народ. Не стану даже перечислять их имена, потому что мне они неинтересны.
- Ты это всерьез или нарочно? Хочешь обидеть, да? Я не ухожу и никуда не уйду от еврейской песни, от еврейской культуры. Я пытаюсь, как могу, что-то сделать для нее. Я пою на итальянском, французском, английском, русском – это правда. Но между ними у меня непременно звучат еврейские песни. На свалке может лежать какой-то блестящий предмет, и все думают, что это стекло. А если его вставить в классическую оправу, все увидят, какими гранями засверкает этот бриллиант.
Я воспитывался и учился на традициях еврейского театра России, театра Михоэлса. Моим педагогом была Мария Ефимовна Котлярова, которая работала вместе с Соломоном Михоэлсом. Это был для меня подарок судьбы, уникальный случай. А Михоэлс соединил традицию идишской культуры с традицией еврейского театра и, если хочешь, русского театра. Не зря ведь англичане признали его лучшим королем Лиром за всю историю Королевского Шекспировского театра. Трагедия в том, что почти одновременно в России и Америке исчезли еврейские театры. В России это произошло из-за Холокоста и Сталина, в Америке – из-за ассимиляции. Кого сейчас в этом можно винить? Язык идиш и многовековая культура на этом языке умирает. Не будь Израиля, не было бы и иврита. Почти нет нынче людей моложе восьмидесяти лет, которые бы знали и помнили идиш. В нью-йоркском Боро-парке он используется как жаргон людьми старшего поколения. Они уйдут, и языка не станет. Вот мой отец Израиль Яковлевич Явно прошел всю войну. Ему сейчас 88 лет. А поговорить на идиш ему не с кем.
- А вот в Израиле активно работает такой поборник сохранения культуры идиш композитор и поэт, большой знаток идиша Дмитрий Якиревич. Ты знаком с ним, с его бескорыстной и благородной деятельностью?
- Не только знаком, я даже однажды ночевал у него. Таких энтузиастов больше в мире нет. К нему обращаются за консультациями, но, понимаешь, он практически один такой. Когда в Минске несколько лет назад умер последний еврейский писатель Гирш (Григорий) Релес, работавший на языке идиш, его пишущую машинку с идишским шрифтом забрали в музей – во всей стране она оставалась одна-единственная. Это очень печально, что мы больше ничего сделать не можем. Так сложилось, что идиш когда-нибудь будут изучать в университетах, как сегодня изучают забытые и умершие языки индейских племен Америки.
- А у тебя есть антрепренер, промоутер или импрессарио? Как они еще там называются?
- У меня нет промоутера. Его найти так же трудно, как и жену. Благодаря им многие артисты состоялись. Надо еще уметь продать талант, найти спонсоров, сделать рекламу. Еще Юрий Завадский сказал, что талантливый артист должен быть талантливым администратором. Действую по этой формуле. Я все делаю сам. Как организовываются концерты? Я выступаю в одном месте, кто-то увидит – приглашает меня в другое. Много езжу по Америке и Канаде, собираю полные залы в России – в Оренбурге, Хабаровске, Биробиджане, Москве. И не ухожу от еврейской песни, пытаюсь вытащить ее. Но ведь теперь уже почти никто не говорит на языке идиш, вот и приходится выкручиваться.
- А надо ли так расплескивать еврейскую песню? Облачать ее в чужие одеяния?
- Когда я ехал сюда, будучи уже заслуженным артистом России, думал, что открою новую дверь в культуру нашего народа. Я выступал исключительно с еврейским репертуаром, окончил школу канторов, чтобы быть ближе к национальным истокам. Но оказалось, что это никому не нужно. На мои концерты в какой-нибудь задрипанной школе приходили только иммигранты, американцы не шли. В Израиле оказалась та же проблема: иммигранты требуют, чтоб я им пел только определенный местечковый набор, а израильтяне видят во мне представителя культуры галута.
- Вот здесь у нас есть «галутное» радио, «галутное» телевидение. Я не слышал в последнее время твоих песен ни по радио, ни по телеканалам. Почему? Хотя тебе скажу откровенно: сам факт существования такого радио и таких телепрограмм мной воспринимается как оскорбление человеческого достоинства. Был когда-то такой термин в театральной публицистике – маловысокохудожественное произведение. Здесь нет никаких произведений, они работают, словно расстреливают людей.
- Я веду себя независимо, никому не кланяюсь, ни перед кем не плачусь в жилетку. С материальной точки зрения они мне могут только завидовать – квартира в престижнейшем районе Манхэттена, связи в американском обществе, куда всем им дорога закрыта, молодая и состоятельная жена. Да ты сам посмотри: кто у нас является хозяином газет, радио, кто работает на телеканалах?
На одном из русских кабельных телеканалов среди прочих гостей этого канала в коридоре висел и мой портрет. Так вот, популярный исключительно в своей семье телеведущий сорвал его со стены и стал топтать ногами, приговаривая: «Никогда этот тип не будет здесь висеть». С такой яростью он топтался, будто это был портрет какого-нибудь Гитлера. Можешь по-человечески это объяснить?
Знаешь, Володя, когда я сюда приехал, я думал, что являюсь частицей этой эмиграции, что смогу поднять людей на другую ступень культуры. Это было мое глубокое заблуждение.
- И я этим, Яша, переболел. Думал, что приехавшие сюда люди принесли с собой высокую духовность, культуру. Оказалось, что это далеко не так. Что это та же «черта оседлости» - Брайтон-Бич, Боро-Парк, Сигейт. Здесь, в Нью-Йорке, есть идиш-театр. Почему бы тебе там не поработать?
- Мне ни разу оттуда не позвонили, ничего не предложили, будто меня нет на свете. Я ведь не просто исполнитель, я художник, ищу постоянно новые образы, а с ними и свое место в жизни. Вот история с негритянским хором - это был адский труд. Я художник, и жить в «черте оседлости» ни один художник просто не может.
- Кстати, кто тебе костюмы сочиняет и строит?
- Придумываю я их сам. Потом их разрабатывает дизайнер Татьяна Кудрявцева – очень интересный художник по костюмам. Когда ей заказываю новую одежку, у меня уже складывается образ сначала внешний, а потом и музыкальный. Я сам сочиняю музыку или обрабатываю ее. Это баллады про стихии – ветер, огонь, воду. Все эти песни я записываю в Израиле. Работаю с потрясающей израильской поэтессой Ольгой Карасик. И еще мне интересно представлять еврейскую культуру в сообществе носителей другой культуры – католиками, православными, протестантами. Отсюда появился негритянский хор, с которым я много ездил. Каждую свою программу я вижу как чистый лист бумаги, на котором следует написать нечто божественное. Как это удается – судить не мне. И во многом мне помогает жена Айрин.
- А как ты с ней общаешься?
- Она помогла мне выучить английский, зато сама быстро выучила русский. Я безумно люблю Америку, которую увидел благодаря Айрин. Она удивительный человек. Занимается дизайнерским бизнесом и очень в нем преуспела. Айрин внедрила в меня позитивное отношение ко всему, поэтому я не называю имена людей, которые принесли мне множество огорчений. Самое главное - это то, что мы можем дышать и видеть мир внутри себя, жить в этом мире. Это индийская философия – быть в ладу с собой. Мне говорят: если ты не религиозный, значит ты не еврей. Я с уважением отношусь к иудаизму, еврейской философии, но хочу, чтобы и меня уважали, стремлюсь сохранить свое достоинство. Мне говорят: ты не ходишь в синагогу, тогда почему поешь еврейские песни? И вот когда все эти доброхоты и «доброжелатели», «учителя жизни», которые всех учат, но сами ничему научиться не хотят, «достают» меня до предела, рядом оказывается Айрин, которая все ставит на место. Вот недавно у Познера была передача с Андроном Кончаловским. Он спросил у режиссера: что ты скажешь Богу, когда предстанешь перед ним? И Андрон ответил, не задумываясь: «Я не знал, что ты есть. Потому и прости меня за все». Это потрясло меня до глубины души, и я все время об этом думаю.
Владимир Левин, «МЗ»
|