Об этом писать трудно, а слушать еще труднее. Тем более, что мой сосед по палате, старый колхозник из Софиевки, с невыцветшими голубыми глазами, видимо, чтобы сделать мне приятное, почти ежедневно касается еврейской темы, рассказывая о евреях, которые жили когда-то в их округе.
— Добрэ жили и добрэ робили в своих колхозах, поки не прийшла война.
А дальше следуют подробности, которые камнем давят на сердце, выжимая бессильные слезы.
— Да, так многие из них не успели втекты, куда же на подводах против мотоциклов и танков? А другие остались, потому что не верили советской пропаганде.
Его неторопливая речь на русско-украинском суржике, факты, которые он с трудом, словно тяжелые камни, поднимает из памяти, придают особую достоверность его воспоминаниям.
— Евреев сразу не убивали. Немцам нужна была хорошая дорога из Кривого Рога на Днепропетровск. Вот и согнали их на ее строительство из всех окрестных сел, где они тогда жили. В 12 километрах от нас было село Жовте, и пригнанных оттуда разместили в километре от Софиевки, в каких-то заброшенных строениях. Люди работали в карьерах, в одном из них добывали гранит, который после взрыва разбивали тяжелыми кувалдами, а в другом — крупный песок, шедший на основание дороги. Присмотр за ними, конечно, был, потому что двух пойманных ребят, отлучившихся с работы, детей, надзиратель палкой избил до полусмерти.
— А кто бил, немец или местный?
— Конечно, полицай, их много тогда было. И прислуживали как усердно! Собираться компаниями на улице, где раньше пели песни и играла гармошка, не разрешали. А один подвыпивший кум своего другого кума, предположившего, что красные снова вернутся, — прямо на свадьбе хотел застрелить. Еле выпросили, на коленях, не трогать...
— Ну, а евреи? Были ли у них выходные дни, свободное время?
— Они работали каждый день с 8 утра до 5 вечера. А потом... Строгого надзора за ними не было. Куда уйдешь, когда кругом голая степь? Да и выдали бы. А так, по хатам иногда ходили. Просили, кто что даст. К нам иногда заходила обвязанная платком до подбородка еврейка-нищенка. Нечасто, но заходила. Моя мать, добрая женщина, ее не прогоняла. Рассказывала, что сына ее полицаи застрелили, когда он заступился за мать, а она убежала. А еще два раза в месяц к нам после работы забегала молодая пара — брат и сестра. Молодая кучерявая Роза, учительница из села Жовте, и ее младший брат Роман, тоже черненький, высокий и худой паренек. Мать им давала работу — прополоть грядку-другую или убрать в саду, а потом кормила, давала умыться, а мы братья, очень любили с Романом по очереди бороться, баловались. Он не отказывался, сам еще ребенком был. Говорил нам, помню, что их язык напоминает немецкий, «мессер», он и по ихнему, и по-немецки, означает слово «нож».
— А не просили ли они оставить их у себя, спрятать?
— Нет. Да и как это было возможно? Нас пятеро у матери, отец на фронте. Выдали бы. А однажды Роза, расплакавшись, сказала матери, что, наверное, они к нам больше не придут, что, наверное, их всех расстреляют. Видно, у всех них было такое понимание.
...Закрыв глаза, я вижу этих молодых брата и сестру, которые изредка прибегали к уже знакомым им людям, наверное, не только чтобы поесть, но и чтобы услышать слово человеческого участия или даже предложение остаться. Но не говорили этого, так как сами понимали абсурдность такой просьбы.
— И больше не приходили?
— Нет. Потом согнали наших парней и девчат засыпать лопатами ров с расстрелянными. Девчата падали в обморок, видя еще шевелящиеся тела, а хлопцы ничего, работали. А дорога построенная евреями, и сейчас стоит. Только теперь ее асфальтом покрыли. Как будете ехать от Софиевки на Кривой Рог — увидите.
— На что надеялись эти обреченные судьбой люди? — спросил я у ветерана той страшной войны, чья семья тоже погибла здесь. — Почему не сопротивлялись?
Недоуменно разведя руками, старик плачет. Плачу и я, ежедневно видя перед собой, как живых молодых и симпатичных Розу и Романа. Для меня они не мертвы!
— Как же так, как Ты мог допустить это, Отец Небесный? — обязательно спрошу я когда-нибудь при встрече. И Он обязательно ответит. Ведь Отец никогда ничего не скрывает от своих детей.
|