ПОСЛЕ ХОЛОКОСТА: ВОЗВРАЩЕНИЕ

ДАНИИЛ РОМАНОВСКИЙ

Начало в № 17 (180) - № 18 (181)

Летом 1945 года в Нидерландах было около 27 тыс. евреев. Более половины из них пережило войну на территории страны, большинство — на нелегальном положении. Пять тысяч евреев вернулось из нацистских лагерей.

Освобождение евреев из лагерей на территории самих Нидерландов не было автоматическим. Так, немцы перед отступлением не эвакуировали самый большой в стране пересыльный лагерь для евреев — Вестерборк. В нем было брошено более тысячи человек. Нидерландские власти устроили им тщательные проверки; проверялось их подданство, политическая принадлежность (в освобожденных Нидерландах более всего боялись коммунистического путча), а главное — почему немцы оставили их в живых? В иной день комиссия успевала проверить не более 8–10 человек. Обращение с евреями было плохим. Между тем 24 апреля в лагерь начали прибывать новые заключенные, теперь уже бывшие члены НСБ — Нидерландского национал-социалистического движения. Бывшие нацисты и евреи оказались рядом. Последние евреи были отпущены из Вестерборка только в конце лета.

Возвращавшихся из заключения евреев встречали иначе, чем участников Сопротивления, переживших лагеря. Сама королева отвела одно крыло своего дворца под оздоровительный центр для бывших подпольщиков. Евреи же, пережившие Холокост, до 1971 года не признавались группой, заслуживавшей каких-либо льгот.

При возвращении в Нидерланды в самом трудном положении оказались «репатрианты без гражданства». В Нидерландах с довоенных времен оказалось около 20 тыс. евреев-беженцев из Германии, Австрии и других стран. После окончания войны большая их часть хотела вернуться в Нидерланды. Но правительство объявило о непризнании всех актов нацистских властей, в частности акта лишения беженцев германского или австрийского подданства. Таким образом, евреи-беженцы продолжали рассматриваться нидерландскими властями как немцы или австрийцы со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Зимой 1944/1945 годов немецкие евреи в провинции Лимбург были арестованы как «немцы» и вместе с настоящими немцами отправлены в тюрьму в Тилбурге и в лагерь Вюхт. В конце июня 1945 года в Лимбург возвратилось около 100 евреев, переживших Берген-Бельзен. Местные власти конфисковали у них весь багаж, а мужчин поместили в лагерь Вилт, где содержались бывшие члены НСБ и СС. Комендант лагеря встретил евреев словами: «Во-первых, вы — немцы, во-вторых, — евреи, а то, что я не люблю евреев, вы скоро узнаете на себе». Евреев, недавно освободившихся из нацистского лагеря, послали работать на гравийный карьер. Репатриантам удалось связаться с адвокатом в Амстердаме, который поднял скандал. Военные власти пытались оправдываться, ссылаясь на нехватку места в лагерях перемещенных лиц. Комендант заявил, что евреи в его лагере — никакие не жертвы нацизма, потому что у них много вещей; голландские власти не могли поверить, что вещами бывших берген-бельзенцев снабдили советские власти в транзитном лагере под Лейпцигом. Когда евреям вернули багаж, в нем отсутствовали весь текстиль, табак и еда.

По отношению к «своим», нидерландским, евреям власти приняли принцип равенства, не желая признавать, что евреи были особой жертвой нацистов.

Рядовые голландцы были уверены, что во время войны все пострадали одинаково, и не хотели слушать рассказы евреев-репатриантов о том, что они пережили. По словам английского историка   Б .Мура, истории о конфискованных немцами велосипедах не уживались рядом с историями о массовых убийствах. Рассказы чудом уцелевших евреев о том, что они пережили, наталкивались на равнодушие, непонимание или неверие.

Газеты Сопротивления в своих публикациях приняли по отношению к евреям патерналистский тон, граничивший с антисемитизмом. Статьи, письма читателей обращались к уцелевшим евреям с призывами быть благодарными голландцам, которые их спасли; евреям надлежало быть не слишком заметными, не лезть вперед, быть скромными. Газета «Де патриот» писала в июне 1945 года: «Вновь появившиеся евреи должны благодарить Бога за помощь, оказанную голландцами, и быть скромными. Куда лучшие люди могли погибнуть из-за этой помощи. Все, кого прятали, должны иметь в виду: они в неоплатном долгу за это». Евреи, вернувшиеся в Нидерланды из лагерей, вышедшие из подполья, в ходе самого мелкого конфликта с соседями могли услышать: «вас забыли газовать», «хорошо, что мы избавились от вашего брата» или «зря мы вас спасали».

В газетах, на радио постоянно обсуждался «еврейский вопрос» в стране. Многие участники дискуссии полагали, что необходима процентная норма для евреев в различных сферах деятельности.

ФРАНЦИЯ

Во Франции, из 350 тыс. евреев, застигнутых поражением республики в летней кампании 1940 года, погибло 75 тыс.; остальные пережили немецкую оккупацию и режим Виши.

Как бы ни относились простые французы к немецкой оккупации 1940–1944 годов, к евреям они в массе своей относились плохо. Еще в мае 1941 года сторонник де Голля Жан Эскарра доносил в Лондон: из всех внутриполитических акций, предпринятых Виши, принятие расистского Статута о евреях наименее подвергается критике. Многие считали необходимым после войны ввести некую процентную норму для евреев. Анри Френе, лидер организации Сопротивления «Комба», писал, что в одном пункте французы единодушны: после войны «следует держать евреев подальше от позиций влияния (политика, пресса, радио). <...> Генерал де Голль не должен быть человеком, возвращающим евреев... Мы должны считаться с настроениями населения, которые существенно изменились за последние два года». Френе, однако, приписывал распространение народного антисемитизма немецкой пропаганде.

8 августа 1944 года, через две недели после вступления войск Сражающейся Франции в Париж, правительство де Голля выпустило декрет о восстановлении довоенного законодательства. Одновременно было заявлено: «Французское правительство не знает особой еврейской проблемы». Между тем такая проблема была: евреи, выселенные из своих квартир (25 тыс. семей только в Париже), не могли вернуться домой; ремесленники не могли вернуть себе свои мастерские и приступить к работе и т.п.

Ноябрьские декреты (1944) правительства о реституции еврейской собственности породили вспышку антисемитизма. Первой реакцией на декреты было появление в недавно освобожденном Париже брошюрки с красноречивым названием «Еврейская опасность». Анонимный автор писал: «Между гитлеровской чумой и еврейской холерой французскому народу нет выбора. Чтобы Франция была свободной, счастливой и цветущей, ее земля не должна носить ни немца, ни предателя, ни еврея».

В начале 1945 года по Парижу прокатилась эпидемия антисемитских граффити. В Курбевуа были зафиксированы граффити: «Долой войну, долой доносчиков (на бывших коллаборантов), всем евреям — расстрел». Весной 1945 года прошли антисемитские демонстрации в нескольких округах Парижа. Демонстранты кричали: «Евреев — в крематории». В 4-м округе попытка евреев вернуться в свою довоенную квартиру привела к демонстрации с криками «Франция — французам!» и «Смерть евреям!». Полиция была пассивна до тех пор, пока евреи не решили дать отпор демонстрантам, перегородившим вход в их квартиры, — тогда полицейские вмешались и арестовали семерых евреев; шесть евреев было ранено. В 20–м округе толпа ворвалась в квартиру, куда только что возвратилась женщина — мать троих детей, муж которой еще находился в лагере. Всю ее мебель выкинули во двор и подожгли. Прежний жилец квартиры, незадолго до этого выселенный, был сотрудником пронацистского «Радио-Париж».

Газеты почти не освещали антиеврейские инциденты. Издания бывшего Сопротивления не писали о судьбе евреев во время войны, и даже коммунисты, в чьих подпольных организациях было много евреев, старались это замалчивать. Когда еврейские организации потребовали расследовать преступления, совершенные при оккупации против евреев, власти потребовали, чтобы евреи сами финансировали следствие.

Все рекомендовали евреям быть тихими и скромными в требованиях. Соратник де Голля А.Вейль-Кюриэль иронически суммировал «советы евреям»: «Не афишируй свои права — этим ты заходишь слишком далеко. Не носи своих медалей напоказ — это наглость. <...> Веди себя так, чтобы добрые французы, которые надеялись, что они тебя больше никогда не увидят, забыли, что ты есть».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Холокост, о котором население Европы к весне 1945 года имело достаточно полное представление, не привел к дискредитации антисемитизма на континенте. Многие европейцы, ненавидя нацистов, одобряли их меры против евреев. Из нацистской кампании против евреев они сделали только один вывод: евреям нельзя возвращать их довоенные гражданские и экономические права; эмансипация была ошибкой. Многим другим европейцам — тем, которые не были антисемитами, — нацистский геноцид евреев казался маловажным, побочным эффектом войны.

Евреи, пережившие войну, перестали удивляться антисемитизму нацистов — что можно было ожидать от гитлеровцев? Но послевоенный антисемитизм их соотечественников повергал евреев в шок; он был неожиданным и необъяснимым рационально. Реакция на эту вспышку ненависти к евреям была двоякой.

Из Польши, Венгрии, Румынии — стран, где до войны было сильное сионистское движение, — тысячи евреев ринулись в Страну Израиля. Их история — это история нелегальной репатриации и новой жизни в государстве Израиль. Те, кто не мог уехать в Страну Израиля (как евреи СССР) или не хотел уезжать, постепенно приходили к выводу, что им следует «не высовываться», «держать низкий профиль». Сотни евреев во Франции, Нидерландах, Бельгии, Чехословакии меняли еврейские имена и фамилии на звучащие «нейтрально». Тысячи евреев Польши, переживших оккупацию по «арийским» документам, решили не восстанавливать своей еврейской идентичности и продолжать жить как поляки; то же самое имело место во Франции, Бельгии. В Италии после войны около 5 тыс. евреев не восстановили своего членства в еврейской общине, т.е. перестали быть евреями; лишь одна тысяча выехала в Израиль в 1948–1950 годах.

«Главный вопрос, разделяющий сегодня еврейскую общину, — это не Палестина, а трагический вопрос — надо ли оставаться евреем», — писал в конце 1944 года представитель Керен Кайемет во Франции. Сороковые годы поставили под вопрос само существование евреев в Европе. Понадобилось три десятилетия, чтобы европейцы осознали уникальность Холокоста, а евреи поняли, что они могут жить на континенте как евреи.