КРИТИЧЕСКАЯ МАССА И КРИТИЧЕСКАЯ ВСТРЕЧА

АЛЕКСАНДР ГОРДОН

Начало в № 2(165)

В 1998 году в Лондоне была поставлена пьеса английского драматурга Майкла Фрэйна «Копенгаген». В ней автор воспроизводит встречу двух великих физиков в 1941 году. В 2000 году Фрэйн получил престижную премию за лучшее театральное произведение на английском языке (в 2002 году по пьесе был снят кинофильм).

Резонанс пьесы был колоссальный. Появились многочисленные интерпретации происшедшего во время встречи Бора и Гейзенберга и ее влияния на развитие немецкого атомного проекта. В пьесе вновь фигурирует гейзенберговская версия содержания встречи в Копенгагене — отрицание расчета критической массы и предложение заключить международный союз физиков против создания атомного оружия. Успех пьесы был столь большим, что дети Бора решили опубликовать черновик письма, написанного, но не отправленного их отцом Гейзенбергу в 1958 году. Письмо было заложено в экземпляре книги Юнга, прочитанной Бором. Архивы Бора должны были быть опубликованы в 2012 году, через 50 лет после смерти ученого. Пьеса Фрэйна ускорила публикацию архивов на 10 лет. Через 40 лет после смерти Бора и через 26 лет после смерти Гейзенберга (он умер в 1976 году) был пролит свет на содержание таинственного разговора двух коллег, друзей и врагов.

«Дорогой Гейзенберг! Я прочитал книгу Роберта Юнга «Ярче тысячи солнц»... И думаю, вынужден сказать вам, как глубоко я удивлен тем, насколько вам отказывает память... Я лично помню каждое слово наших бесед, происходивших на фоне глубокой печали и напряжения для всех нас здесь, в Дании. В особенности сильное впечатление на меня и на Маргрет (супруга Бора. — А.  Г .), как и на всех в институте, с кем вы с Вайцзекером (известный немецкий физик, близкий друг Гейзенберга, ездивший с ним тогда в Копенгаген. — А. Г .) разговаривали, произвела ваша абсолютная убежденность в том, что Германия победит и что посему глупо с нашей стороны надеяться на другой исход войны и проявлять сдержанность по поводу германских предложений о сотрудничестве. Я также отчетливо помню нашу беседу у меня в кабинете в институте, в ходе которой вы в туманных выражениях говорили так, что ваша манера не давала мне повода усомниться: под вашим руководством в Германии делается все, чтобы создать атомную бомбу... Я молча слушал вас, поскольку речь шла о важной для всего человечества проблеме, в которой, несмотря на нашу дружбу, нас следовало рассматривать как представителей двух противоположных сторон смертельной битвы...»

Причины приезда Гейзенберга в Копенгаген остались неизвестными. Можно лишь предполагать. В июле 1941 года в стокгольмской газете было опубликовано известие об американском эксперименте по созданию атомной бомбы. Сообщение газеты Stock-holms Tidningen гласило: «По сообщениям из Лондона, в Соединенных Штатах проводятся эксперименты по созданию новой бомбы. В качестве материала в бомбе используется уран. При помощи энергии, содержащейся в этом химическом элементе, можно получить взрыв невиданной силы. Бомба весом пять килограммов оставит кратер глубиной в один и радиусом сорок километров. Все сооружения на расстоянии ста пятидесяти километров будут разрушены». Гейзенберг был очень обеспокоен этим сообщением и обуреваем желанием узнать правду с помощью Бора. Возможно, он решил выяснить, поддерживает ли Бор связь с английскими и американскими коллегами в отношении конструирования атомной бомбы. Вероятно, он хотел понять, не придумал ли Бор способ создания атомной бомбы, о котором Гейзенберг не знал. Он хотел привлечь Бора к сотрудничеству в атомном проекте.

Может быть, Гейзенберг желал защитить своего учителя, наполовину еврея, от преследования нацистов. Возможно, Гейзенберг хотел попросить у Бора совета: как вести себя с нацистами, как уберечь немецкую науку от догматиков и фанатиков. Не исключено, что Гейзенберг намеревался поведать Бору о своих переживаниях о судьбе родины под властью преступников. Могло быть и так: Гейзенберг хотел продемонстрировать, как высоко он поднялся в Германии, но остался другом, коллегой и учеником Бора. После войны родилась легенда о том, что Гейзенберг отправился к Бору за советом — допустимо ли участие физиков в создании смертоносного оружия. По словам немецкого ученого, Бор сказал, что применение ядерной энергии в военных целях неизбежно и оправданно. С годами Гейзенберг трансформировал свою версию и превратил ее в попытку организации международного заговора физиков против создания атомного оружия. Он распространял легенду о сопротивлении немецких физиков Гитлеру, пересказанную Юнгом.

После выхода книги «Ярче тысячи солнц» ее автор Роберт Юнг изменил свое мнение и описал версию о пассивном сопротивлении немецких физиков нацистам как «миф».

30 сентября 1943 года, за день до планируемого ареста и высылки датских евреев в лагеря смерти, Бор, еврей по матери, откровенный антинацист, бежал в нейтральную Швецию, оттуда в Англию и присоединился к манхэттенскому проекту создания американской ядерной бомбы в Лос-Аламосе. Вместе с Бором датское подполье вывезло в Швецию на маленьких рыболовных судах примерно 7200 датских евреев. Еще пятьсот человек датчане спрятали в своих домах и на фермах. О плане Гиммлера по депортации и уничтожению датских евреев вовремя предупредил датчан морской атташе немецкого посольства в Копенгагене Георг Фердинанд Дуквиц, объявленный в Израиле 28 лет спустя Праведником мира. Не успели оповестить 450 человек, которые попали в концлагерь Терезиенштадт, среди них была сестра матери Бора Ханна Адлер. Однако тетя Бора и большинство датских евреев, поддерживаемые соотечественниками, и в нацистском лагере выжили.

В 1943 году немецкий институт по созданию атомной бомбы переехал из Берлина и исчез из поля зрения американской и английской разведок. Никто не знал, что делают Гейзенберг и его сотрудники на этом поприще и где они находятся. Лишь в мае 1944 года американская разведка узнала, что новая лаборатория Гейзенберга расположена близ города Хехинген на юге Германии и что немецкому урановому проекту выделены средства на строительство циклотрона мощностью в 200 миллионов вольт. Эта находка заставляет меня подумать еще об одной причине тогдашней встречи Гейзенберга и Бора. В1941 году в Европе было только два циклотрона, устройства, позволяющего осуществить разделение изотопов и получить необходимый для бомбы уран-235. Один циклотрон находился в Париже у Фредерика Жолио-Кюри, второй был в институте Бора в Копенгагене. У немцев не было циклотрона. Однако им нужен был не только циклотрон, но и сохранение в строжайшем секрете урановых работ на нем. В Париже Гейзенберг не рассчитывал ни на сотрудничество, ни на соблюдение тайны. В Копенгагене работал его ближайший друг Нильс Бор. Гейзенберг надеялся убедить его присоединиться к немецкому проекту. Гейзенберг ошибся не только в расчете критической массы, он ошибся в Боре, в оценке его несокрушимой антинацистской позиции. Недооценка Гейзенбергом критической позиции Бора по отношению к нацизму привела к кризису в отношениях между двумя старыми друзьями и коллегами и разрушила одно из самых плодотворных сотрудничеств в истории физики. Это была критическая встреча и для нацистского атомного проекта. Гейзенберг потерял партнера, который мог бы изменить ход его исследований, а может быть, и ход войны. После неудачи с Бором Гейзенберг потребовал от министра вооружений А.Шпеера денег на строительство циклотрона (об этом А.Шпеер написал в своих мемуарах), и в 1944 году стало ясно, что он эти деньги получил.

Гейзенберг был не единственным, кто ошибся в расчете критической массы и реальности быстрого создания ядерной бомбы. Гитлер не понял значения атомного оружия для исхода войны. Он совершил ошибку, возможно, равную той, которую сделал Наполеон во время войны с Англией. Тогда к императору Франции пришел молодой американский изобретатель и предложил ему построить паровой флот, с помощью которого Наполеон мог бы высадиться в Англии, несмотря на неустойчивую погоду. Корабли без парусов? Это показалось императору невероятным, и он прогнал изобретателя парового флота Роберта Фултона. Англия была спасена. История девятнадцатого века могла бы развиваться иначе, если бы не недальновидность Наполеона. Рассказ об этом историческом эпизоде убедил американского президента Рузвельта начать атомный проект.

Майкл Фрэйн отметил один нравственный парадокс: антифашист Бор впоследствии принял участие в манхэттенском атомном проекте, повлекшем за собой гибель 120 тысяч человек в Хиросиме и Нагасаки, тогда как немец-патриот Гейзенберг, формально работавший на нацистскую военную машину, не сделал ничего, что бы привело к гибели хоть единственного человека. Оба тезиса Фрэйна ошибочны. Он нашел симметрию там, где ее не может быть. Сотрудничество с Гитлером было не сравнимым ни с чем моральным проступком. После войны многие ученые на международных конференциях бойкотировали Гейзенберга. Бор не согласился на сотрудничество со своим учеником Вернером Гейзенбергом, ибо рассматривал его и себя «как представителей двух противоположных сторон смертельной битвы...», битвы с нацизмом. Однако Бор был также противником применения атомной бомбы против японцев. В 1944 году он встретился с английским премьером У.Черчиллем, а затем с американским президентом Ф.Д.Рузвельтом в попытке отговорить их от применения атомного оружия. Он направил им меморандум с выражением своей позиции. В результате обсуждения меморандума Бора появилась Памятная записка о переговорах между президентом Рузвельтом и премьер-министром Черчиллем от 19 сентября 1944 года. В ней говорилось:

1. Мы решительно отклоняем предложение о разглашении работ, ведущихся по проекту «Тьюб Эллойз», с целью заключения международного соглашения о применении атомной энергии и контроле над ней. Все, что, так или иначе, относится к атомной проблеме, по-прежнему должно оставаться строго засекреченным. Не исключена вероятность, что после тщательного изучения всех обстоятельств изготовленная бомба будет применена против Японии, которую следует предупредить, что бомбардировка будет продолжаться до полной капитуляции страны.

2. Мы заявляем, что между Соединенными Штатами Америки и Англией предусмотрено самое широкое сотрудничество в области дальнейшего развития проекта «Тьюб Эллойз» для военных целей и после поражения Японии, до тех пор пока оно не будет приостановлено с обоюдного согласия сторон.

3. Мы настаиваем на проведении расследования по поводу деятельности профессора Бора; необходимо убедиться, что он не несет ответственности за утечку информации, особенно русским.

Вскоре Черчилль направил своему научному советнику, лидеру английской ядерной программы физику, профессору Линдеману — лорду Чэруэллу следующую записку: «Президент и я серьезно обеспокоены профессором Бором. Как случилось, что он допущен к работам? Он, такой ярый сторонник гласности! Ведь это он рассказал о ведущихся работах судье Франкфуртеру, который немало озадачил президента своей осведомленностью. Он сам признался, что регулярно переписывается с русским профессором, своим старым другом (имеется в виду академик П.Л.Капица, в будущем лауреат Нобелевской премии по физике. — А. Г .), которому однажды написал обо всей этой проблеме, а возможно, продолжает писать и сейчас. Этот русский убеждал Бора приехать в Россию для обсуждения научных проблем. Что все это значит? По-моему, Бора следует арестовать или, по крайней мере, раскрыть ему глаза на то, что он на грани государственного преступления». Чудаковатый джентльмен, философ, ученый, антинацист, борец против массового уничтожения людей ядерным оружием, Нильс Бор выглядел государственным преступником в глазах глав правительств ведущих цивилизованных стран.

Потрясенный тем, что явно отстававшим от немцев американцам удалось изготовить атомную бомбу, Гейзенберг не думал тогда о роли евреев в этом трагическом успехе. Он не понимал, что униженные, лишенные дома и работы, преследуемые и изгнанные его соотечественниками из всех концов оккупированной Европы, потерявшие свои семьи в нацистских лагерях, евреи-ученые стали бродильным элементом, ферментом, движущей силой американского атомного проекта. Гейзенберг, совершивший ошибку в расчете критической массы урана, недооценил значение критической массы евреев-физиков, скрывшихся в США от нацистских гонений и работавших против его страны из-за своих уничтоженных семей, загубленных карьер, растоптанного человеческого и профессионального достоинства, из-за людоедской доктрины его работодателей. Гейзенберг недооценил силы своего осуждения его коллегами-немцами, прежде всего нобелевскими лауреатами Ф.Ленардом, И.Штарком и В.Герлахом, «еврейской физики». Знаменитые европейские физики — евреи Л.Сциллард, А.Эйнштейн (написал письмо Рузвельту), Е.Вигнер, Э.Теллер, Д.Франк, С.А.Гоудсмит, Д. фон Нейман, Р.Пайерлс, О.Р.Фриш, Ф.Блох, В.Ф.Вайсскопф, Д.Бом, евреи наполовину Н.Бор и  Г .Бете (в числе знаменитых американских евреев — участников проекта были Ю.Р.Оппенгеймер и Р.Фейнман) внесли огромный вклад в успех проекта. Среди них было семь нобелевских лауреатов. Я назвал венгерского еврея Лео Сцилларда первым, ибо он начал действовать первым: его письмо, подписанное А.Эйнштейном, было важнейшим звеном в усилиях убедить президента США организовать атомный проект. Я назвал Лео Сцилларда первым, ибо он был первым, кто написал письмо против использования атомного оружия в 1945 году. С письма Сцилларда началось восстание «недочеловеков» — евреев, ученых-физиков, против «сверхчеловеков» — нацистов, «неполноценных» неарийцев против «расово чистых» германцев. В Лос-Аламосе шла не упомянутая в истории битва евреев-физиков против нацизма. Там сложился единственный в истории настоящий еврейский заговор, заговор против нацистов, незамеченный, неописанный заговор «сионских мудрецов».