Конец XVIII века в истории европейского еврейства ознаменовался возникновением общественного движения, известного под названием «Хаскала» («Просвещение»). Суть его состояла в том, чтобы приобщить евреев к европейскому образованию. В России «Хаскала», кроме чисто просветительских задач, стремилась завоевать и гражданское равноправие для сотен тысяч людей.
Самой характерной и печальной чертой еврейского быта и культуры в России первой половины XIX века была изолированность евреев от окружающего мира. По своему образу жизни, одежде, религии, языку евреи, перешедшие после разделов Польши под власть русского царя, составляли чужеродный элемент в государстве, чему в немалой степени способствовало российское законодательство. Чем дальше, тем больше образ жизни евреев приходил в противоречие с совершавшимися вокруг изменениями. Эти противоречия должны были рано или поздно привести к появлению «еретиков», то есть людей, которые выступили бы под знаменем преобразований. И они появились. Это были маскилы — просвещенные.
В возникновении этого движения в России большую роль сыграло просветительское движение немецких евреев, начавшееся во второй половине XVIII века и связанное с именем Моше Мендельсона. По словам историка С.Цинберга, Мендельсон «был искренне привязан к еврейской религии и ее обрядности, но, отдавая долг своему времени, он старался рационалистически обосновать их необходимость и «разумность».
Первые проекты реформы быта польско-русских евреев относятся к концу XVIII века. В это время в еврейской среде возникли планы создания сети общеобразовательных школ. Предлагалось привлекать евреев к ремеслам и хлебопашеству, рекомендовалось также «подвергнуть известным ограничениям одежду вечных скитальцев-евреев, дабы она соответствовала их общественному положению», и запретить ранние браки. Это было не движение, а частные просьбы, обращенные к властям, рассчитанные главным образом на то, чтобы вызвать сочувствие к несчастным людям. Образцом этого рода тактики может служить и первое в России публицистическое произведение еврейского автора Л.Неваховича «Вопль дщери иудейской» (1803 г.), в котором он не без сентиментальности расписывает страдания своих единоплеменников (сам Невахович крестился) и призывает к гуманности.
Самой яркой фигурой среди еврейских просветителей был Исаак Бер Левинзон (1788–1860), прозванный «Мендельсоном русских евреев». Этот человек стремился доказать «необходимость для каждого израильтянина правильного изучения Святого Писания и библейского языка — как для еврея, иностранных языков, в особенности же отечественного, — как для члена гражданского общества, и светских знаний — как для существа сознательно разумного». Кажется, немного. Но это немногое было поистине потрясением основ жизни российских евреев. Ортодоксы объявили написанное Левинзоном ересью, а молодежь зачитывалась его работами и делала для себя практические выводы.
Как представлял себе Левинзон пути, ведущие к осуществлению идеалов «Хаскалы»? Во-первых, он считал нужным изменить систему воспитания евреев: европейское образование евреям необходимо — это центральная мысль Левинзона. Но он не хотел отказаться от традиционных религиозных элементов в еврейском воспитании: «Все мои помыслы направлены к тому, чтобы ...поддержать достоинство и славу нашей Торы и наших мудрецов». Защиту своей программы Левинзон основывал на талмудических положениях, о чем и сообщал в письме адмиралу А .С.Шишкову, министру народного просвещения: «Все доводы мои почерпал я и утверждал на правилах Талмуда».
Во-вторых, предлагая сосредоточить усилия на перевоспитании евреев, Левинзон считал необходимым кое-что изменить и в экономическом укладе еврейской жизни, и в первую очередь «заохотить (евреев) к занятиям земледельческим и отвратить от запрещенной торговли, противной и Б-гу, и людям».
Характерной чертой программы Левинзона и других маскилов 20–40-х годов XIX в. была надежда на помощь правительства, которое, со своей стороны, давало определенные основания надеяться на такую помощь. Так, министр просвещения С.Уваров писал: «Лучшие из евреев чувствуют, что одна из главных причин их унижений лежит в превратном толковании религиозных преданий, что Талмуд развращал и развращает их соотечественников; но нигде влияние Талмуда так сильно, как у нас и в Польше. Это влияние можно устранить просвещением, и правительству остается действовать в духе горсти лучших между ними».
Среди еврейской интеллигенции было немало наивности в оценке целей и мотивов правительственной политики в «еврейском вопросе». И в то время как масса рядовых евреев справедливо считала правление Николая I (1825–1855) временем беспощадных ограничений, маскилы, полагая власть своим союзником, видели только ту сторону царствования «всероссийского будочника» ( А .И.Герцен), которая казалась им началом века разума и справедливости. Но до века разума было далеко, а просвещению евреев правительством был придан «характер политического орудия для исправления народности, считавшейся вредной для государства». Маскилы же, видя в массе еврейства чуть ли не сознательно коснеющих в невежестве людей, вполне логично решили использовать силу для столь доброго дела, как насаждение образования. И поэтому один из просветителей писал: «Осталась единственная надежда: чтобы царь дал нам путеводителей, облеченных достаточной властью, чтобы повести этих глухих и слепых властной рукой по пути жизни».
Одним из важных эпизодов в истории российской «Хаскалы» была кратковременная деятельность Макса Лилиенталя, типичного немецко-еврейского интеллигента, приглашенного графом Уваровым для службы в министерстве просвещения, где ему было поручено работать в области школьной реформы среди евреев. Миссия Лилиенталя успеха не имела. Для понимания причин этого интересный материал дает ответ минских евреев посланцу графа Уварова, убеждавшему их в пользе светского образования. Минские евреи считали, что, «будучи необразован и невежествен, еврей не пренебрегает хлебом фактора и ростовщика и, находя свое утешение и радость в религии, он и многочисленное семейство его, доверяясь Б-жественному промыслу, довольствуется своим скудным достатком; но, будучи при образовании и просвещении в новом духе исключенным от всякого участия в гражданско-политических делах государства, еврей неминуемо под влиянием горького чувства неудовольствия должен будет оставить свою веру, а между тем честный еврейский отец ни в коем случае не может согласиться на приготовление своего сына к такому порядку». Вот почему в связи с правительственными попытками насадить образование среди евреев, последние молились Б-гу и устраивали посты в надежде избежать этого бедствия.
По словам еврейского историка Ю.Гессена, «просвещение представлялось греховным путем, который неминуемо ведет к измене религии и народу». Жизнь массы евреев регулировалась религией, маскилы же не имели серьезной опоры для активных действий.
Просветителями предпринимались попытки наладить издание периодической прессы на древнееврейском, русском и идише. Одна из первых таких попыток относится к 1813 году, когда группа виленских евреев выразила желание «издавать газету на своем языке». Получив об этом сообщение министра юстиции, Александр I дал согласие, но при условии, «ежели еврейский кагал примет на себя ответственность, что в газете ничего не будет помещаемо неприличествующего». Виленский кагал отказался взять на себя ответственность, мотивируя это тем, что «в переводах (из иностранных газет) могут случиться ошибки».
Среди начавших, в конце концов, выходить еврейских газет и журналов были и либеральные, и весьма консервативные. А к концу 60-х годов, пишет исследователь истории еврейской печати, «в стане просветителей произошел глубокий раскол. Народилось новое поколение, выросшее на радикальной русской литературе. Началась борьба между «отцами» и «детьми»; старики (первые группы маскилов) не понимали молодежи с ее радикальными требованиями, они опасались, как бы радикалы-нигилисты не испортили налаживающийся контакт с требованиями времени и правительства».
В 1860 году в Одессе Осип Рабинович начал издавать на русском языке еврейский журнал «Рассвет», ратующий за просвещение и равноправие евреев. В качестве продолжения «Рассвета» в Одессе выходил в 1861–1862 годах на русском языке журнал «Сион» под редакцией Э.М.Соловейчика. В Одессе начали выходить и периодические издания на иврите («Га-Мелиц», «Коль Мевассер»), но впоследствии их издание (как и центр российской «Хаскалы») переместилось в Петербург.
Деятельность еврейской печати и маскилов давала свои плоды. Если еще в первой половине XIX века раввинская литература (комментарии, респонсы и проповеди) пользовалась спросом не только у талмудистов, но и у рядовых читателей, то во второй половине столетия картина меняется. Интересы людей теперь перемещаются в область художественной литературы, которая затрагивала самую жизнь, эмоционально возбуждала, заставляла сравнивать и звала к чему-то.
Наибольшим вниманием пользовалась русская литература. Особенно много требований в библиотеках было на произведения Толстого, за ним (в убывающем порядке) шли Михайлов, Тургенев, Достоевский, Гончаров, Писемский, Чехов, Горький... Из еврейских авторов, писавших на идише, пользовались неизменным расположением читателей Менделе Мойхер-Сфорим, Шолом-Алейхем, Перец, Спектор, Пинский. Коротко говоря, как выразился один автор, «в борьбе за влияние над читателем победительницей являлась идейная беллетристика». Естественно, что новые идеи, почерпнутые, в частности, из демократической русской литературы, захватывали в первую очередь молодежь.
Об этом А .И.Паперна пишет следующее: «...Из безбрежной однообразной талмудической пустыни мы вдруг переносились в чудный сад со свежею, прекрасною и разноцветною растительностью... атрофированное одною казуистикой чувство оживало...» И здесь же автор говорит о совершавшемся в нем «благодаря новым книгам... перевороте во взглядах на религию...»
Паперна, конечно, был не одинок. Для маскилов 30-х — первой половины 70-х годов было характерно представление, что все беды русского еврейства проистекают из его невежества и предрассудков. Поэтому просветители, отрицая все, что, по их мнению, мешало наступлению для евреев «золотого века», бестактно замахнулись и на представления, дорогие и близкие массе рядовых евреев. Это стало стеной, на многие годы отгородившей просветителей от просвещаемых.
В 1863 году возникло «Общество для распространения просвещения между евреями в России». Принять участие в деятельности организации приглашались и раввины. Раввин И.Ольшвангер в связи с этим заявил: «Народ нуждается в таких учителях и раввинах, которые вели бы его к истинному просвещению, которые доказали бы ему, что религия не противоречит знанию и может ужиться с ним... На деле же в настоящее время идет братоубийственная война между представителями двух течений, и в этой борьбе обе стороны порою направляют свои стрелы не в надлежащую цель».
Главную роль в вопросе воспитания еврейской молодежи играли веками существовавшие хедеры, Талмуд-Торы и иешивы. Вокруг этих учебных заведений среди евреев России десятилетиями шла острая борьба, причем мнения о них высказывались полярные.
Еврейский историк Шимон Дубнов, сопоставляя существовавшую в России еврейскую школу с общеобразовательной, находил обе неудовлетворительными. Он пишет: «Старая наша школа — хедер и иешива — воспитывала только еврея, а не человека, да и «еврея» воспитывала крайне односторонне, действуя только на его религиозное чувство или религиозное мышление. Новая общеобразовательная школа, наоборот, совершенно забывает о «еврее» и воспитывает только «человека», то есть фактически — русского, поляка или немца... воспитание разъевреило молодежь, оно должно ее теперь объевреить. Школа была для нас в последнее время (начало XX века) орудием денационализации; она должна теперь сделаться, насколько это достижимо, орудием национализации, выполняя в то же время свои общие воспитательные задачи».
Борьба с просветительством, бесспорно, имела и социальный аспект, ибо руководители еврейских общин и близкие к ним круги богатых евреев прекрасно понимали, какую опасность представляет инакомыслие для их всевластия. Отсюда и особое рвение в преследовании «еретиков» — маскилов, которые, в свою очередь, где только могли, подвергали острой критике своих противников, особенно хасидов и цадиков — «праведников», которые с их точки зрения были носителями самых отсталых представлений и ярыми врагами просвещения.
Маскилов возмущало, и чем дальше, тем больше, влияние цадиков, их популярность, поклонникам разума она казалась необъяснимой. Между тем влияние цадиков имело под собой достаточно серьезную почву: чем для маскилов было просвещение, тем для невежественной, необразованной массы являлись цадики, люди, которых многие почитали святыми. И так же, как одни ждали всяческих благ от просвещения, другие возлагали все свои надежды на избранников Б-жьих. И потому резкие и не всегда умные нападки на цадиков не могли дать сколько-нибудь серьезного результата — люди оставались верны «святым».
Просветительское движение эволюционировало от представления, согласно которому корень «еврейского вопроса» лежал в особенностях быта и религии до понимания, по крайней мере частью маскилов, тесной связи между положением евреев и общественно-политическим строем царской России.
«Еврейский камертон»
|