ЕВРЕЙСКАЯ МУЗА ЕВГЕНИЯ ЕВТУШЕНКО

МАТВЕЙ ГЕЙЗЕР

«Поэт в России больше, чем поэт». Эта формула у многих ассоциируется, прежде всего, с поэмой Евтушенко «Бабий Яр». Между тем это далеко не единственное и не первое произведение поэта, в котором обозначена еврейская тема.

Задолго до «Бабьего Яра», в 1957 году, Евтушенко написал стихотворение «Охотнорядец». Вот строфы из него:

«Он пил и пил один, лабазник.
Он травник в рюмку подливал
И вилкой, хмурый и лобастый,
Колечко лука поддевал.
Он гоготал, кухарку лапал,
Под юбку вязаную лез,
И сапоги играли лаком,
А наверху — с изящным фраком
Играла дочка полонез...
... Вставал он во хмелю и в силе,
Пил квас и был на все готов,
И во спасение России
Шел бить студентов и жидов».

Евтушенко в своих выступлениях, да и в книге «Волчий паспорт», не раз осуждал антисемитизм. Путь к поэме «Бабий Яр» шел не от ума, а от сердца поэта. «Я давно хотел написать стихи об антисемитизме, но эта тема нашла свое поэтическое решение только тогда, когда я побывал в Киеве и воочию увидел это страшное место, Бабий Яр».

По признанию самого поэта, стихи возникли как-то неожиданно быстро. Он отнес их в «Литературную газету». Сначала их прочли приятели Евтушенко. Они не скрывали своего восхищения не только отвагой молодого поэта, но и его мастерством. Не скрывали они и своего пессимизма по поводу публикации.

И все же чудо произошло — на следующий день стихотворение было опубликовано в «Литгазете». Как вспоминает сам Евтушенко, все экземпляры того номера «Литературки» были раскуплены в киосках мгновенно. «Уже в первый день я получил множество телеграмм от незнакомых мне людей. Они поздравляли меня от всего сердца, но радовались не все...»

О тех, кто не радовался, речь пойдет далее. Пока же — о самом стихотворении. Оно произвело эффект разорвавшейся бомбы. Быть может, только повесть «Один день Ивана Денисовича» Солженицына произвела такое же впечатление. Не так много в русской поэзии стихотворений, о которых бы столько говорили, столько писали. Из воспоминаний поэта:

«Когда в 1961 году, в Киеве, я впервые прочитал только что написанный «Бабий Яр», ее (Галю Сокол, жену Евтушенко) сразу после моего концерта увезли на «скорой помощи» из-за невыносимой боли внизу живота, как будто она только что мучительно родила это стихотворение. Она была почти без сознания. У киевской еврейки-врача, которая только что была на моем выступлении, еще слезы не высохли после слушания «Бабьего Яра», но ...готовая сделать все для спасения моей жены, после осмотра она непрофессионально разрыдалась и отказалась резать неожиданно огромную опухоль.

— Простите, но я не могу после вашего «Бабьего Яра» зарезать вашу жену, не могу, — говорила сквозь слезы врач».

Поэма «Бабий Яр» стала событием не только литературным, но и общественным. О нем много говорил 8 марта 1963 года Никита Хрущев в речи на встрече руководителей партии и правительства с деятелями искусства и литературы:

«В ЦК поступают письма, в которых высказывается беспокойство по поводу того, что в иных произведениях в извращенном виде изображается положение евреев в нашей стране... В декабре ...мы уже касались этого вопроса в связи со стихотворением «Бабий Яр»... За что критикуется это стихотворение? За то, что его автор не сумел правдиво показать и осудить именно фашистских преступников за совершенные ими массовые убийства в Бабьем Яру. В стихотворении дело изображено так, что жертвами фашистских злодеяний было только еврейское население, в то время как от рук гитлеровских палачей там погибло немало русских, украинцев и советских людей других национальностей... У нас не существует «еврейского вопроса», а те, кто выдумывают его, поют с чужого голоса», — так говорил «коммунист № 1» в 1963 году.

Позже, когда Хрущева лишат всех должностей, он в своих мемуарах о Евтушенко напишет совсем по-иному: «А стихотворение самого Евтушенко нравится ли мне? Да, нравится! Впрочем, я не могу сказать это обо всех его стихах. Я их не все читал... Считаю, что Евтушенко очень способный поэт, хотя характер у него буйный...»

Не раз говорилось, что «Бабий Яр» стал апогеем сопротивления антисемитизму, принявшему, в отличие от откровенного сталинского, другие формы во времена хрущевской «оттепели». Это был вызов молодого поэта не только власть имущим, но и всей системе.

Поэма «Бабий Яр» вызвала не просто раздражение, но злобу у многих литературных современников Евтушенко. Кто знает, может быть, именно тогда хрущевская «оттепель» совершила первый поворот вспять. Видный литературовед того времени   Д .Стариков написал вскоре после публикации («Литературная жизнь», 27.09.61): «Почему же сейчас редколлегия всесоюзной писательской газеты позволяет Евтушенко оскорблять торжество ленинской национальной политики? ...источник той нестерпимой фальши, которой пронизан его «Бабий Яр», — очевидное отступление от коммунистической идеологии на позиции буржуазного толка».

Поэт Алексей Марков, с которым Евтушенко был знаком еще с юности, выступил с резким поэтическим памфлетом:

«Какой ты настоящий русский,
Когда забыл про свой народ?
Душа, как брючки, стала узкой,
Пустой, как лестничный пролет».

Что же так возмутило Маркова? Уверен, что не отсутствие памятника жертвам фашизма в Бабьем Яру.

Отповедь Маркову, ходившую «в списках», дал Самуил Яковлевич Маршак. Тот самый Маршак, которого считали человеком осторожным и стихи которого Евтушенко не счел нужным опубликовать в своей антологии «Строфы века»:

«Был в царское время
известный герой
По имени Марков,
по кличке «второй».
Он в Думе скандалил,
в газете писал,
Всю жизнь от евреев
Россию спасал.
Народ стал хозяином
русской земли,
От марковых прежних
Россию спасли.
И вот выступает сегодня
в газете
Еще один Марков,
теперь уже третий».

Не только Алексей Марков оказался рьяным противником «Бабьего Яра». Вот что написал лауреат многих госпремий, депутат Верховного Совета Мирзо Турсунзаде (и не где-нибудь, а в «Правде» 18 марта 1963 года): «Непонятно, какими мотивами руководствовался Евтушенко, когда он написал стихотворение «Бабий Яр». Сейчас некоторых московских поэтов коснулось нездоровое веяние — у нас в Таджикистане этого нет».

Надо ли говорить, что в «дискуссии» о «Бабьем Яре» приняли участие и евреи. Вот письмо студента Кустанайского пединститута Вадима Гиршовича: «Я — еврей по национальности и должен честно признаться, что мне нравилось это стихотворение, но когда я прочел послание Рассела Хрущеву (речь идет о знаменитом письме Рассела об антисемитизме в СССР, проявлявшемся в попытке возложить на евреев вину за экономические трудности в стране), я понял, на чью мельницу льют воду авторы подобных произведений....

Не знаю, учит ли история другие народы, но евреи — плохие ее ученики».

Марков в пору дискуссии вокруг «Бабьего Яра» сказал на пленуме СП в марте 1963 года следующее: «А то, что произошло с Евтушенко, если говорить всерьез, по-мужски — это же сдача позиций. Это значит уступить свой окоп врагу. Сибиряки за это не поблагодарят т. Евтушенко. Сибиряк в нашей стране, по моим представлениям, — это человек, который стоит на передовых советских позициях, а не подвизгивает нашим врагам...»

Не удивительно, что черносотенцы не унимались еще много лет после «Бабьего Яра», да и не унимаются сегодня. С этой точки зрения стихотворение Евтушенко «Реакция идет «свиньей», написанное в 1988 году, не случайно. Вот отрывок из него:

«Литературная Вандея,
Пером не очень-то владея,
Зато владея топором,
Всегда готова на погром.
Литературная Вандея,
В речах о Родине радея,
С ухмылкой цедит, что не жаль
Ей пастернаковский рояль».

И коль уж речь зашла о «пастернаковском рояле», то продолжим разговор на музыкальную тему. Дмитрий Шостакович, потрясенный «Бабьим Яром» Евтушенко, сочинил свою знаменитую 13-ю симфонию. 19 июня 1961 года он писал Народному артисту Борису Гмыре: «Есть люди, которые считают «Бабий Яр» неудачей Евтушенко. С ними я не могу согласиться. Никак не могу. Его высокий патриотизм, его горячая любовь к русскому народу, его подлинный интернационализм захватили меня целиком, и я «воплотил» все эти чувства в музыкальном сочинении. Поэтому мне очень хочется, чтобы «Бабий Яр» прозвучал в самом лучшем исполнении».

Это письмо Шостаковича — увы! — не возымело действия не только на Бориса Гмырю: гениальный и отважный Евгений Мравинский от участия в исполнении 13-й симфонии тоже отказался. Можно себе представить, каким был нажим идеологов ЦК КПСС... И все же 13-я симфония была исполнена 18 декабря 1962 года в Москве, — однако тут же была снята с репертуара.

Позже ее трижды исполняли в Минске — в марте 1963-го. Вот что написал по этому поводу белорусский журналист Н. Матуковский 24 марта 1963 года в письме секретарю ЦК КПСС Ильичеву: «Первые же звуки симфонии как-то ощутимо разделили зал на евреев и неевреев. Евреи не стеснялись проявления своих чувств, вели себя весьма эксцентрично. Кое-кто из них плакал, кое-кто косо поглядывал на соседей... Другая половина, к которой относился и я, чувствовала себя как-то неловко, словно в чем-то провинилась перед евреями. Потом чувство гнетущей неловкости переросло в чувство протеста и возмущения... Самое страшное, на мой взгляд, что люди, которые раньше не были ни антисемитами, ни шовинистами, уже не могли спокойно разговаривать ни о симфонии Шостаковича, ни о евреях... У нас нет «еврейского вопроса», но его могут создать люди вроде Евтушенко, Эренбурга, Шостаковича...»

Я далек от мысли полагать, что «Бабий Яр» — лучшее стихотворение Евтушенко. Автор замечательных лирических стихов, ставших хрестоматийными («Одиночество», «Когда взошло твое лицо», «Мед»); поэт, создавший поэмы, без которых немыслима современная русская поэзия («Братская ГЭС», «Мама и нейтронная бомба»); автор замечательной прозы, навсегда вошел в русскую литературу и, несомненно, стал при жизни ее классиком.

В конце 80-х годов я часто бывал в Переделкине у друга, и в значительной мере наставника поэта Александра Петровича Межирова. Иногда виделся в его доме и беседовал с Евгением Евтушенко. Когда мы вели речь о Михоэлсе, в судьбе которого воплотился взлет и трагизм советского еврейства, я интуитивно уловил, что поэт хочет что-то написать о нем. Интуиция меня не подвела: к первому фестивалю искусств имени Михоэлса Евтушенко написал посвященную ему поэму. Он прочел ее полностью в Большом театре в день открытия фестиваля.

И после столь искреннего порыва нашлись у него враги, и в 1998-м в «Новых известиях» появилась публикация Юлии Немцовой «Евтушенко как главный еврей России». Немцова писала:«На сцене, на фоне восстановленных панно Марка Шагала царил Евгений Евтушенко, преисполненный собственной уместности на данном мероприятии. Сразу вспомнились строки: «Ты Евгений, я Евгений. Ты не гений, я не гений...» Ради красного словца молодая журналистка жестоко поступила по отношению к человеку, опубликовавшему «Бабий Яр» в ту пору, когда практически никто не отваживался об этом говорить вслух.

...Вспоминается вечер 18 августа 1973 года. В гостях у меня — Анастасия Павловна Потоцкая-Михоэлс. Мы не попали в тот день на юбилей Евтушенко, и немногие собравшиеся у меня в тот вечер читали на память его стихи. Анастасия Павловна — потомок русских аристократов, человек, знающий толк в поэзии, прочла «Окно выходит в белые деревья», а потом еще какое-то стихотворение, кажется «Обидели», посвященное Белле Ахмадулиной. Она попросила кого-то из нас прочесть «Бабий Яр». Сделал это (и как!) Всеволод Абдулов.

Анастасия Павловна, «подводя итог» нашего импровизированного вечера, безапелляционно произнесла: «Евгений Евтушенко — поэт пушкинской силы и значимости. Я уверена в этом, и вы, молодежь, в этом убедитесь».