ПРАВЕДНОЕ ЖИТИЕ   В  АНТИСЕМИТСКОМ ПРИЩУРЕ

ВАЛЕНТИН ОСКОЦКИЙ

Начало  в  № 16(155)

Опровергая суд отечественной и мировой истории своими апологетическими речами, сталинский адвокат начинает повествование с клятвенных заверений  в  его неукоснительной документальности.

 В .Карпов не из тех писателей самобытного таланта и высокой культуры, которые, погружаясь  в  историю, по-тыняновски начинают там, где кончается документ. Не по его привычкам да склонностям и утруждать себя, перенапрягать свой интеллект сложными размышлениями о том, что документ документу, как предостерегал тот же Юрий Тынянов, рознь: один открывает, другой скрывает правду. Не каждый поэтому факт, даже зафиксированный документально, — правда, как и не всякая документированная правда — истина. Содержательные различия между фактом, правдой и истиной для  В .Карпова — также слишком тонкая материя, чтобы попасть  в  сферу не по-научному легковесных исторических и не по-писательски поверхностных творческих интересов. На документах, которые ему нужны и нравятся,  В .Карпов выстраивает повествовательные сюжеты, не нужных и не симпатичных не трогает вовсе.

Начать с последовательного намерения  в  упор не видеть как раз те документы, которые кричаще не согласуются с авторскими схемами. Ни к чему писателю директива Сталина Ворошилову затягивать, вплоть до срыва, московские антигитлеровские переговоры с английской и французской военными делегациями, если они противоречат пронафталиненному тезису о том, что переговоры сорвали чопорные англичане и ветреные французы, не понимавшие опасности нависшего над Европой фашизма,  в  то время как «советская сторона была готова к самым серьезным решениям». Ложь: не только не готова, но  в  преддверии скорого сговора с Гитлером избегала, не хотела их. Спустя пару абзацев это признает и  В .Карпов, заметив ненароком, словно  в  опровержение себя: «Да и наша делегация далеко не все сделала, чтобы воздвигнуть барьер против фашистской агрессии. Ворошилов, не имея дипломатического опыта, вел диалог слишком прямолинейно и, по сути дела, не искал компромиссов». Коли так, кто, как не Сталин, назначил его главой делегации? И что мешало ему заменить тупоголового маршала-наркома, если тот по недалекости своей не справлялся с ответственной миссией?  В  том и дело, что справлялся, ретиво отрабатывал спущенную установку!

Высосанные из пальца факты вообще не подтверждаются никакими документально удостоверенными свидетельствами и пирамидально громоздятся то курьезными, то серьезными умолчаниями, неточностями, ошибками. Не ездил Ленин  в  Брест подписывать договор с кайзеровской Германией: как полномочный представитель Совнаркома его скрепил своей подписью Троцкий. Не  в  Сухуми на отдыхе пребывал этот главный сионист  в  дни смерти вождя, а  в  служебной поездке  в  Ташкент, откуда добраться до Москвы — реактивные самолеты тогда еще не летали — было не просто. К тому же по указанию Сталина ему сообщили неверную дату похорон, сместив настоящие сроки. Не «теперь» замалчивается книга «известного зарубежного писателя» Леона (Лиона!) Фейхтвангера «Москва, 1937», а вплоть до начала ненавистной  В .Карпову «перестройки» полвека пылилась  в  спецхране, так как, спешно изданная по сталинскому распоряжению, сыграла отведенную ей роль сиюминутного буфера и, оправдав суд над «троцкистско-зиновьевскими» предателями, стала ненужной. Не Сталин, а Ленин написал о себе «литератор», отвечая на вопрос о профессии  в  одной из анкет, причем не до революции, а после нее. Не смотрел Сталин «неоднократно во МХАТе булгаковский «Бег», так как, дважды запрещенная главреперткомом, пьеса была запрещена и специальной комиссией политбюро,  в  которую по сталинской наводке входили Ворошилов и Каганович. Не  в  Куйбышев, а  в  Тюмень «эвакуировали» из мавзолея ленинскую мумию при наступлении немцев на Москву осенью 1941 года.

Безусловно доверие  В .Карпова документам липовым, прежде и чаще всего — фальсифицированным стенограммам судебных процессов над «врагами народа»,  в  том числе обвинительным речам Вышинского и показаниям обвиняемых. Они приводятся куда как обильно, без тени неловкости или смущения. И комментируются разоблачительно по отношению ко всем, кто им не верит. «Какие тут пытки? Какие истязания?» Или: «Какие же еще нужны доказательства? Однако недоброжелатели Сталина организовали целый поток публикаций, порождающих недоверие к показаниям подсудимых и к самим процессам, заявляя, что все это инспирировано, что обвиняемые давали показания под давлением следователей, может быть, даже под пытками или воздействием каких-то психотропных препаратов». Разве не они коленопреклоненно признавали «перед страной, перед партией» безмерную чудовищность преступлений?

Сомневаться  в  их показаниях — значит «оскорблять недоверием (клеветой оскорбляйте сколько угодно) тех, кого расстреляли. Перед тем как уйти из жизни, они наверняка хотели сказать народу правду». И тот же Бухарин криком кричал «по сути дела, с того уже света» о раздвоенности сознания, лишь бы быть услышанным своими нынешними доброхотами и злонамеренными хулителями советского правосудия.

Не  в  коня корм! «Перестройщики-демократы» — ругательные  в  лексике  В .Карпова слова, всегда уничижительно закавыченные, — стали прямыми «наследниками троцкистов, оппозиционеров, заговорщиков». Отрабатывая «зеленую капусту», т. е. доллары, они провокационно действуют из «холуйского желания услужить, угодить, попасть  в  унисон с дирижерами из-за океана» и именно поэтому первым делом «реабилитировали всех «врагов народа», осужденных  в  показательных процессах 1937– 1938 годов, оказались их единоутробными братьями. Единомышленниками. Для Сталина, для законов, которые существовали  в  то время  в  СССР, троцкисты были и юридически, и практически несомненными преступниками, чего они и сами не отрицали». Беззаконие узаконивается одним махом пера! И с ходу упраздняется вся полувековая работа по реабилитации жертв репрессий! Как  в  свете этого рассматривает  В .Карпов собственную реабилитацию — тоже предумышленной провокацией или все-таки восстановлением справедливости?..

И вот мы вступаем  в  тему не просто политического, но и дипломатического, а потом и полководческого гения Сталина. Однако не будем детально углубляться  в  нее, благо доминировавший до сих пор троцкистско-сионистский мотив несколько ослабевает, поскольку «пятая колонна» перед войной заблаговременно и победно разгромлена. Выделим поэтому лишь авторские рецидивы назойливых возвратов к нему. И зададимся вопросом,  в  лоб поставленным и писателем: были ли гитлеровцы антисемитами, породившими Холокост?

Безусловно, были. Однако же вынужденными, подневольными, спровоцированными самими евреями, к которым немцы питали особую ненависть как «к конкурентам на владение миром». Тем истошнее разносился их звериный рев «Хайль Гитлер!». «Они слепо верили  в  свою исключительность. Орали не только фашисты и солдафоны. Так орал весь немецкий народ, одурманенный идеями своей «богоизбранности» на мировое господство. Они взяли на себя грех уничтожения миллионов людей,  в  том числе и шести миллионов евреев».

И за то поклон автору, что не именует Холокост «так называемым», признает шесть миллионов жертв и не списывает их на эпидемии гриппа? Не спешите. «Чем все кончилось, известно. Немцы дорого заплатили за увлечение расистской теорией и практикой. Несомненно, такая же участь ожидает  в  итоге и сионистов. Тысячи еврейских душ (!) они растлили своей преступной идеологией. Больших успехов они уже, похоже, достигли, осуществляя свои планы о мировом господстве,  в  том числе и  в  нашей России. Но гитлеровцы тоже (!) владели Европой и дошли до Волги. Сионизм сегодня — раковая опухоль человечества. Что он несет для людей, очень хорошо видно из происходящего  в  России: развал промышленности, культуры, геноцид местного населения, голод, болезни, вырождение». И снова поклон вам, Владимир Васильевич! Но уже не читательский, а от Ясира Арафата с его заединными друзьями и закадычными приятелями из газеты «Завтра»: и он, и они мыслят и рассуждают точь-в-точь так же.

Ну, а что думал о гитлеровском антисемитизме наш советский лидер, политик «стратегического мышления и решения», ловко смывший с лика родного отечества — под занавес выяснится: не до конца! — «троцкистско-сионистское мурло»: осуждал или одобрял, негодовал или приветствовал? Созвучный антисталинским суждениям маршала Тухачевского ответ на непраздный вопрос непроизвольно, но определенно вытекает из документов, — но не из кощунственных авторских комментариев к ним! — о которых  В .Карпов, по-видимому, и вправду узнал, «только уже работая над этой книгой», и, узнав, огласил, ввел  в  исторический обиход. Из них явствует, что у Сталина, ставшего с началом войны Верховным Главнокомандующим, «были еще свои, никому не известные, далеко ведущие стратегические расчеты», которые он хитро скрыл от ближайших соратников по Политбюро и Совнаркому, Государственному совету обороны и Ставке Верховного Главнокомандования.

Расчеты строились на тайно заключенном еще до советско-германского пакта и подписанном Л.Берией и Г.Мюллером  в  Москве 11 ноября 1938 года  в  15 час. 40 мин. «Генеральном соглашении о сотрудничестве, взаимопомощи, совместной деятельности между Главным управлением государствен-ной безопасности НКВД СССР и Главным управлением безопасности национал-социалистической рабочей партии Германии (гестапо). Основываясь на соглашении, советские и немецкие разведчики встретились  в  Мценске 20 февраля 1942 года, когда, победив под Москвой, Красная Армия пыталась развить зимнее контрнаступление. «Мценск  в  то время находился на оккупированной гитлеровцами территории. Видимо, идея об этих переговорах возникла у Сталина  в  самом начале контрнаступления, и поиски контактов наши разведчики начали немедленно. Как это происходило, мне неизвестно».

Но известны «Предложения германскому командованию», которые Сталин собственноручно датировал кануном встречи. «Они отпечатаны  в  двух экземплярах, один остался у Сталина, другой предназначался тому, кто будет вести переговоры. Этот документ, по-видимому, не предполагалось вручать немцам, он представляет собой конспект, перечень вопросов, которым должен был руководствоваться советский представитель». Среди них предложение о перемирии с 5 мая по 1 августа 1942 года. Далее, если перемирие перейдет  в  мир, пункт третий: «После передислокации армий вооруженные силы СССР к концу 1943 г. будут готовы начать военные действия с германскими вооруженными силами против Англии и США». И пункт четвертый: «СССР готов будет рассмотреть условия об объявлении мира между нашими странами и обвинить  в  разжигании войны международное еврейство  в  лице Англии и США,  в  течение последующих 1943–1944 годов вести совместные боевые наступательные действия  в  целях переустройства мирового пространства».

«Мценский мир» — иными словами, самоубийство человеческой цивилизации — не состоялся. Как рапортовал Верховному тогдашний первый заместитель народного комиссара внутренних дел СССР Меркулов, немецкая сторона изъявила готовность « в  знак таких перемен поменять цвет свастики на государственном знамени с черного на красный» и даже, при достижении согласия, потеснить «свои границы на востоке  в  пользу СССР». Но лишь при безусловном обязательстве советского правительства принять ультимативное германское требование «незамедлительно покончить с еврейством. Для этого полагалось бы первоначально отселить всех евреев  в  район дальнего севера, изолировать, а затем полностью уничтожить. При этом власти будут осуществлять охрану внешнего параметра и жесткий комендантский режим на территории группы лагерей. Вопросами уничтожения (умерщвления) и утилизации трупов еврейского населения будут заниматься сами евреи». По Меркулову-Карпову, повод для ликования: сталинский демарш обнажил полное расхождение взглядов и позиций и уже одним этим был оправдан и полезен.

Ах, Владимир Васильевич, до чего же бесконтрольно шпарит по бумаге ваше перо! Или рука бесконтрольно водит им? Документики-то работают не на вашего любимца, а против него! Бьют наотмашь, сокрушают убойно, наповал. А ваш комментарий к ним — по вам как по автору, которому не к лицу так цинично ронять и профессиональное достоинство писателя, и воинской доблестью заслуженное звание Героя! И писателю, и Герою  в  одном лице устыдиться бы вероломного Верховного, а не кликушески шпынять тех, кто готов «поупражняться по поводу интернационалиста Сталина, согласного на сговор с фашистами против союзников». Не первый, подчеркнем, — второй сговор. За первый уже заплачено Польшей, второй предлагается оплатить «мировым пространством». И что с того, если перекройщик мира сам, дескать, «считал и называл эти предложения «неэтичными»! Когда считал? Где называл?

Не удостоив «упражняющихся» вразумительным ответом, писатель-Герой навязывает нам свое «человековедческое» разумение закулисных махинаций главнокомандующего как заступника, печальника судьбы народной, а не властолюбца, коллаборационистски прощупывающего возможности сохранить за собой единодержавие.  В .Карпову очевиден не сталинский коллаборационизм, а готовность «взять на себя любой большой грех ради спасения страны и народов, ее населяющих. Сталин знал о намерении Гитлера расчленить Советскую страну, превратить ее  в  колонию и истребить «аборигенов», «унтерменшей» для освобождения земель и раздачи их «поселенцам-победителям». Но, зная все, он не предал «своих» евреев, «не пошел на их истребление, как это сделали у себя фашисты, хотя взамен гитлеровцы предлагали очень выгодное «создание единого фронта против Англии и США». Цена, которую требовали за это гитлеровцы, — «поголовное истребление евреев» — для Сталина была неприемлемой. Вот и задумайтесь, господа — те, кто по сей день считает его антисемитом».

Стоит задуматься. Но не только об антисемитизме Сталина, а обо всем, что с таким пылом-жаром втолковывает нам писатель-фронтовик. И, прежде всего, пусть задумаются ветераны войны, доживающие жизнь с чувством честно исполненного воинского долга. После победы на их глазах разворачивалось позорное «дело врачей», которому предстояло завершиться лагерями уничтожения евреев. Не по запавшей ли  в  цепкую память генералиссимуса идее геноцида, какую подбросили ему гитлеровцы на мценских переговорах?

И на сумрачном закате жизни заглавный герой двухтомного повествования  В .Карпова, «многоопытный стратег, дипломат, государственный и партийный деятель», мудро и грозно являет стране и миру «свое широкое стратегическое мышление и предвидение». Правда, апологетический обзор его победных деяний начинает зиять лакунами, на первый взгляд странными, но по подспудной авторской логике объяснимыми. Если на весь кремлевский олимп остался один еврей, да и тот Каганович, забывший, как и раньше не помнивший, кто он по национальности, то на нем антисемитский пафос не построить и не выдержать: сорвется на фальцет. Не вытянуть тему сионистских происков и на репрессированных народах, и на «ленинградском деле», — благоразумнее умолчать о них.

Но почему ни слова о расстрелянных членах Еврейского антифашистского комитета, о выкорчеванных «безродных космополитах-антипатриотах»? Да потому, что спиши это  В .Карпов на новые витки сталинской борьбы с сионизмом, пришлось бы и Михоэлса опять объявлять резидентом «Джойнта», и убийство его считать не политической уголовщиной, а патриотическим геройством, и судейское беззаконие над еврейскими писателями, журналистами, деятелями культуры, учеными представлять актом праведного возмездия. Не настолько наш летописец утратил разум, чтобы отважиться на такое!

Свои подводные камни таила для него и тема космополитизма. Не мог последний первый секретарь Союза писателей СССР заново шельмовать литературных коллег, которым худо ли, плохо ли руководил. Блюдя призрачное достоинство, даже «дела врачей» пришлось коснуться лишь мимоходом и только  в  связи с Берией, по внушению которого «сексотка КГБ Тимашук написала письмо о вредительском лечении и умерщвлении государственных деятелей» медицинскими светилами из кремлевской больницы. «Арестом этих врачей Берия не только подтверждал свою преданность Сталину, но и окружал вождя своими медицинскими ставленниками. Однако Сталин разгадал этот ход Берии и обратил «дело врачей» против него». Каким, спрашивается, образом, обратил? Тем, что замыслил публично казнить убийц  в  белых халатах? И провести массовую депортацию евреев  в  Сибирь и на Дальний Восток?

Фантасмагория на фантасмагории. Но собранные вместе под обложкой двухтомия — они не хилая струйка, невесть откуда взявшаяся и незнамо куда текущая. Мутный ручей вливается  в  грязный селевой поток псевдонаучных работ, журналистских публикаций и литературных сочинений, теле- и кинотворений, которые, недоумевает обозреватель «Известий» (21.12.2002), « в  таком трудно объяснимом количестве и еще более трудно объяснимом качестве» не появлялись давно и появились «только сейчас»,  в  приближении полувековой годовщины со дня сталинской кончины. Труд  В .Карпова  в  ряду их.

 В .Карпов живописует Сталина не  в  мифотворческом, не  в  сказовом ключе, а  в  манере якобы беспристрастного исторического исследования, которое не имитирует документализм, а прочно опирается на него. Как исследователь-документалист он и пропагандировал свой труд  в  ряде интервью вокруг него, и спорил  в  его защиту с Марком Дейчем, чью критику отводил печатно. Зато неуемные похвалы Владимира Бушина — буйнопомешанного погромщика Булата Окуджавы, Льва Копелева, Григория Бакланова, академиков Д.С.Лихачева и А.Н.Яковлева, многих других научных и художественных талантов, — принял беспрекословно, как должное.