НАМ ПИШУТ

Здравствуйте, уважаемая редакция!

Накануне 40-летия Шестидневной войны мне вдруг вспомнился эпизод из моей жизни, относящийся к тому времени. Я учился на последнем курсе Харьковского госуниверситета, моя жена, перейдя на заочный, тоже готовила диплом, работая худруком в Золочевском доме культуры. И мне приходилось фактически ежедневно ездить пригородным поездом в Харьков и обратно.

Этот поезд был рабочим, т.е. в нем ехали в подавляющем большинстве рабочие харьковских заводов, жившие в Харьковской и даже в российской Белгородской области. И вот в один из шести дней войны Израиля с Египтом я в вагоне услышал какие-то слова о том, что, наверное, в Израиле воюют американцы, потому что, мол, «мы   ж  знаем, что евреи на фронте всегда стараются спрятаться за спины других», и хотя я до университета отслужил вначале рядовым, позже ефрейтором в армии три года, и со мной служило немало евреев, отвечать не хотелось. И вдруг ко мне подходит пожилой по моим тогдашним меркам рабочий и говорит во всеуслышание: «Не обращай внимания, это  ж  говорят те, кто на фронте не был. А я воевал. И меня вытащили из горящего танка под обстрелом танкисты из еврейского экипажа. Славяне побоялись (это его слова — А.Ш.), а евреи спасли, рискуя жизнью. Я знаю, как умеют воевать евреи. Израиль победит в этой войне». После этих слов в вагоне заговорили о чем-то далеком от еврейской темы.

Вспомнив этот эпизод, я задумался над тем, что мне, в общем-то, в жизни везло. В детстве, которое проходило с конца войны во Львове, мне не раз приходилось слышать «жид». И вдруг, когда я, шестилетний пацаненок, играл в какие-то дворовые игры со своими сверстниками, украинцами, русскими, поляками (такой интернационал был в нашем доме), к нам подходит отец одного из ребят (из местных украинцев) и говорит, указывая на меня: «А той жидок — то файный хлопак». Именно тогда я осознал, что «жид» в устах украинца не всегда имеет отрицательный смысл. Позже, когда мне было уже лет 12, в этом же дворе ребята объявили бойкот одному из хлопцев за то, что он оскорбил меня именно по национальному признаку (подробностей не помню, но знаю, что когда я через два года уехал с отцом в Киев, бойкот продолжался).

Во время службы в армии я получил письмо от одного из моих киевских одноклассников, в котором он признавался, что благодаря дружбе со мной избавился от антисемитизма.

После университета, получив из-за болезни сына «свободный» диплом, я вернулся в Киев, но довольно долго сначала добивался возвращения мне забранной жилплощади, а потом искал работу. Все это время (около полугода) нас с женой поддерживали мои бывшие одноклассники (и морально, и материально) независимо от национальности. Я прекрасно понимал, что получить работу по специальности (по диплому я физик) еврею не так уж просто. Но тут меня встречают ребята-украинцы, окончившие физтех ХГУ (т.е., ядерщики, а я окончил физический, т.е. физика твердого тела), и говорят, что у них в институте нужны специалисты. Знакомят меня с руководителем. Тот говорит, что у него стоит тема, являющаяся продолжением моей дипломной работы. Через несколько дней при встрече со мной один из моих знакомых (а знакомство наше состоялось, когда мы вместе, что называется, «вкалывали» в студотряде в Тюменской области) просит закурить при том, что некурящий, и рассказывает мне, как при нем состоялся разговор в отделе кадров обо мне, когда на все аргументы руководителя лаборатории начальник отдела кадров отвечал однозначно: «Еврея не возьму». И знакомый мне сказал: «Знаешь, я считал большим преувеличением разговоры о дискриминации евреев. А сейчас сам это увидел. Обидно, но извини, никакие наши ручательства не помогли». А для меня главным в этом случае был не отказ в работе, а реакция ребят.

Было еще немало случайных встреч с людьми разных национальностей, осуждавших антисемитизм. И со многими знакомыми украинцами, русскими у меня сложились хорошие отношения.

Я и сейчас поддерживаю связь со своими друзьями детства — двумя львовскими одноклассниками. Они оба украинцы. Один — постоянный участник еврейских семинаров. Он преподавал во Львовском университете, сейчас доцент Дрогобычского университета (кстати, один из ваших авторов, Миша Мицель — его бывший студент). Другой — волонтер в Львовском хеседе. Он врач, к тому же активист Львовского Руха.

И, наконец, жена у меня — русская, правда, в ее родословной есть среднеазиаты, греки, караимы и еще неизвестно кто.

Возможно, в результате этого моего жизненного опыта я с оптимизмом смотрю на перспективу еврейско-украинских отношений, несмотря на все усилия «ученых» и руководства МАУП.