ЕВРЕИ И ШПИОНОМАНИЯ В РУССКОЙ АРМИИ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

СЕМЕН ГОЛЬДИН

Первая мировая война, послужив прелюдией к бурному периоду революционных потрясений и гражданской войне, стала переломной точкой в истории России. На Восточном фронте общие трагические события войны имели специфическое еврейское содержание. В современной историографии известно и признано негативное отношение русской армии к еврейскому населению прифронтовой полосы, выразившееся, в частности, в поголовных депортациях евреев и во взятии от них заложников,   а  также в многочисленных случаях насилия и погромов.

В чем же обвиняли евреев русские военные власти? По словам  А .Н.Яхонтова (хорошо осведомленного помощника Управляющего делами Совета Министров): «В Ставке сложилось убеждение, что еврейское население на театре войны является сосредоточием шпионажа и пособничества неприятелю». По мнению штаба 8-й армии, с самого начала войны в отношении еврейского населения к русской армии проявляется «резко выраженная враждебность... она имеет вполне определенный массовый характер, причем русские евреи мало чем отличаются от галицийских... Евреи деятельно скрывают дезертиров, способствуют побегам нижних чинов и вообще стараются ослабить мощь русской армии. В дни наших успехов еврейская враждебность прикрывалась угодливостью и предупредительностью, в дни же неудач прорывается в виде приподнятого веселого настроения еврейских масс... нежеланием продавать солдатам товар и другими фактами... Когда наши войска отходили, евреи были веселы и пели песни...». В ноябре 1914 года варшавский обер-полицмейстер отмечал, что в войсках прочно утвердилось мнение, что евреи «дают большое число шпионов вследствие склонности многих из них к преступлениям всякого рода за деньги...», к тому же «благодаря знанию большинством евреев немецкого языка, немцы использовали их в занятых местностях как проводников и осведомителей».

Обвинения против евреев были весьма расплывчаты и неконкретны. В то же время они поддерживались высшими представителями военного командования. Штаб Юго-Западного фронта направил армиям фронта, в частности, поразительное предупреждение: «...по некоторым данным усматривается, что наши нижние чины из евреев выдают сведения противнику о наших войсках, пользуясь для этого бутылками с вложенными в них записками, пускаемыми по течению».

Поскольку, как мы видели, евреи считались военными властями «враждебным элементом», еврейское население должно было быть одним из основных объектов работы для армейских контрразведчиков и их агентуры. Разработанные же армейской контрразведкой дела должны были естественным образом поступать в производство военных судов.

С началом военных действий при штабах армий, фронтов, военных округов,  а  также при Главном управлении Генерального штаба были созданы контрразведывательные отделения (КРО), призванные заниматься обнаружением и ликвидацией «всякого рода шпионских организаций и агентов, тайно собирающих сведения о наших вооруженных силах и вообще всякого рода сведения военного характера...» При этом «общие указания по контрразведке... и руководство контрразведкой в военное время на театре военных действий исходили из штаба Верховного Главнокомандующего».

Каков был процент евреев, проходивших по делам военной контрразведки? Архивные фонды свидетельствуют, что этот процент весьма значительный, но не преобладающий (учитывая значительный еврейский компонент в населении прифронтовых районов, особенно существенный в городах и местечках). Евреи фигурируют как обвиняемые или подозреваемые в 20–30% дел. Это, однако, не означает, что отношение русских контрразведчиков к евреям было непредвзятым и свободным от огульных обвинений. Отношение ко всему российскому еврейству как к подрывному элементу ясно вырисовывается из переписки по поводу Еврейского комитета помощи жертвам войны (ЕКОПО). В записке штаба Западного фронта от 23 ноября 1915 года говорится: «Петроградский комитет по оказанию помощи евреям, пострадавшим от войны ... является ныне главным руководителем еврейского революционного движения в России, направленного на создание невыгодных условий дальнейшего ведения нами войны, к возбуждению недовольства войной и активного против нее протеста. Из этого комитета ныне даются директивы на всю Россию — партиям и организациям еврейства...».

Основывавшиеся на агентурных данных сведения, поступавшие в КРО армий и в местные жандармские управления для оперативной разработки, были зачастую весьма невразумительными. Вместе с тем евреи постоянно выступают в этих ориентировках как подозрительный и прямо враждебный элемент.

«Глазами и ушами» КРО были агенты, вербовавшиеся из местного населения с помощью жандармских и полицейских органов. На основании их показаний заводились практически все дела о «заподозрении в шпионстве» и о «пособничестве неприятелю». Сведения, получаемые от агентов, какими бы сумасбродными и бредовыми они ни казались, всерьез проверялись органами контрразведки. Так, 15 сентября 1914 года КРО штаба 8-й армии просил принять для проверки полученные от агента сведения, что в только что занятый русскими войсками Львов «присланы из Германии миллион марок для организации восстания», в котором должны принять участие «местные евреи и другие лица, наиболее преданные Австрии». КРО всерьез проверял сообщение, что немецкие агенты («прежде всего, евреи») роют 15-верстный подкоп под Варшавой,  а  также собираются забросать бомбами штаб Северо-Западного фронта. Столь же ценной можно считать и информацию, что приметами немецких шпионов (в основном евреев), засылаемых зимой 1915 года, служат новые сапоги и остроконечные барашковые шапки.

Поскольку считалось, что вражеская агентура заинтересована в сборе слухов и подслушивании разговоров русских военных, простое нахождение в публичном месте могло закончиться серьезными неприятностями. При этом гражданские коллеги военных контрразведчиков — жандармы прекрасно понимали, что с объявлением войны стало поступать огромное число ложных доносов и клеветнических наветов, в связи с чем был издан специальный приказ о внимательном отношении к поступающей информации. Поэтому немало дел, заведенных контрразведкой на евреев, заканчивалось освобождением подозреваемых. Приведем несколько примеров.

В начале войны агентом КРО на станции Белосток был задержан Шломо Ратнер 17 лет, он «расхаживал по платформе, разговаривал с солдатами и считал вагоны». На следствии Ратнер показал, что пошел на станцию опустить письмо, причем «в силу иудейской наклонности и любопытства ходил, как и большинство посторонних любопытных евреев, по платформе... и вагонов не считал». В этом случае заподозренный отделался относительно благополучно: он был освобожден под негласное наблюдение полиции. 12 декабря 1914 года по указанию агента КРО был арестован Сруль Линович, так как рассматривал из окна вагона войска. Линович объяснил на следствии, что интересовался войсками, поскольку подлежит призыву в армию. Жандармское управление попросило у КРО разрешения допросить агента, так как «виновность Линевича остается совершенно невыясненной». 18 марта 1915 года в Варшаве был арестован Айзик Минский, без определенных занятий; основанием для подозрений в шпионаже было то, что Минский «все время был чем-то занят и куда-то спешил»,  а  также «стремился знакомиться с офицерами». «Он назвался Витольдом Минским, я сразу опознал в нем жида», — писал агент контрразведки.

Причиной ареста и следствия в контрразведке могла быть и «бдительность» самих войск. Так, Гершко Фишбейн, 55 лет, был задержан 25 июля 1914 года по подозрению в шпионаже. Уличающих доказательств следствие не обнаружило, и было предложено выслать Фишбейна в одну из волжских губерний «ввиду необнаружения фактических данных в занятии Фишбейна военным шпионством». Экель Зелингер (80 лет) и Абрам Пекельницкий (16 лет) были арестованы казаками 16 сентября 1914 года. Казаки приехали к ним в дом и спросили сыру, сыру в доме не оказалось, и их арестовали. Лишь после трех с половиной месяцев, проведенных в тюрьме, Зелингер и Пекельницкий были выпущены на свободу.

Маер Бекерман (осень 1914 года) пошел в город купить корову. По дороге его окликнули казаки и приказали остановиться. Он «имел несчастье не послушаться этого окрика и бросился бежать. Причинами этого поступка... были только природная его робость,  а  также боязнь ограбления со стороны казаков».

Длительное пребывание в тюрьме без следствия и обвинения не было в контрразведке редкостью. Арестованный 9 сентября 1914 года Абрам Людвинович провел в тюрьме год без обвинения. Арестованные 15 марта 1915 года комендантом Шавелем Языковым еврейки Шейна, Реввека и Эсфирь Рабинович находились в тюрьме до июня 1915 года, запросы начальника Двинского военного округа в разные адреса и попытки выяснить, за что же они арестованы, ничего не прояснили.

Распространяемые контрразведкой ориентировки показывают, что евреи считались, в духе общей политики военных властей, «ненадежным элементом».

Но даже во фронтовых условиях военные суды старались тщательно рассматривать дела, подсудимым предоставлялась возможность нанять гражданского защитника, показания свидетелей сличались между собой и проверялись. Так, по сообщению газеты «Речь» от 9–10 марта 1915 года, военный корпусной суд слушал дело семи обывателей местечек Гройцы и Нове Място (пять евреев и два немца), обвиняемых в пособничестве и преданности врагу. Выяснились два источника обвинения: непонимание следствием свидетелей, говоривших по-польски и оговор двух заведомых негодяев. Армейский прокурор отказался от обвинения.

Широкую известность получило дело Янкеля Гершановича, осужденного в октябре 1914 года военным судом на восемь лет каторги по обвинению в содействии неприятелю. Согласно обвинительному акту, подготовленному военным обвинителем, русские солдаты решительно ничего не могли купить у евреев, так как они просто запирали перед ними двери. Им отказывали даже в куске хлеба, который солдаты просили не даром,  а  за деньги. Между тем входящих в город немецких солдат даже угощали обедом... На повторном процессе в Главном военном суде в июле 1916 года, где подсудимого защищал знаменитый адвокат О.Грузенберг, выяснилась полная невиновность Гершановича, оклеветанного доносчиком. Предыдущий приговор был отменен.

В другом громком судебном деле было установлено, что агенты контрразведки, подбросив еврею Айзенбигелю телефон, арестовали его за сношения с неприятелем и потребовали за освобождение пять тысяч рублей. На суде обнаружилось, что по исходившим от этих агентов аналогичным обвинениям были ранее повешены 18 евреев.

Конечно, военные суды не всегда были столь милосердны к обвиняемым — евреям. Например, 4 мая 1915 года военно-полевым судом были приговорены к расстрелу за шпионаж в пользу австро-венгерских войск Роман Петроковский, Фишель Бляйхер и Абрам Гинцберг. Приговор был приведен в исполнение. В сентябре 1914 года духовный раввин Мордко Мендельсон, казенный раввин Эйзек-Фишель Цесля,  а  также Шмуэль и Герш Гольденберги за радушный прием австрийцев были приговорены к казни и повешены.

В целом из-за соблюдаемых правил судопроизводства система военных судов не могла быть эффективной для рассмотрения сотен заводимых контрразведкой дел о «заподозренных в шпионстве» евреях. Дела, базировавшиеся очень часто на невнятных и недостоверных показаниях агентов и доносчиков, рассыпались в суде как карточный домик. Органы контрразведки сами это хорошо понимали. Поэтому внесудебные высылки, производившиеся военной администрацией на основании подозрений, стали удобной мерой пресечения для сотен подозреваемых, не освобожденных органами контрразведки, но и не попавших в руки военных судов. Дела о шпионстве заводились контрразведкой против евреев с потрясающей легкостью на основе самых поверхностных подозрений. Вместе с тем принятые процедуры расследования вовсе не приводили к массовому осуждению подозреваемых евреев. Громко декларируемые обвинения русского военного командования против еврейского населения прифронтовой полосы не получили подкрепления реальными следственными и судебными делами.