ДВОЙНОЙ ПОРТРЕТ

Ш.САДЭ

  В  1940 году на полотне киноэкрана встретились  в  комедии положений — путанице, вызванной внешним сходством, два совершенно разных персонажа: хорошо известный миру и полюбившийся многим бродяга Чарли, и его «двойник» — диктатор Хинкель, прототип которого к 40-ому году уже навис над Европой мрачной тенью. («О, черная гора, /Затмившая весь свет» — написала  в  Елабуге Марина Цветаева прощальные строчки, узнав, что Гитлер занял Прагу). Зловещая фигура, «чудовище  в  человеческом облике», назвал его Чарльз Спенсер Чаплин, автор сценария, режиссер-постановщик и исполнитель обеих главных ролей фильма «Великий диктатор».

Появление такого фильма  в  Соединенных Штатах 40-го года — это не просто событие  в  мире кино: выход на экраны еще одной из блистательных бурлескных комедий Чаплина. Это — поступок, требовавший от создателя мужества, убежденности  в  правильности своих действий, уверенности  в  себе и «жестоковыйности», присущей евреям (хотя аргументов о нееврейском происхождении Чаплина ровно столько же, сколько и  в  пользу его принадлежности к роду иудейскому). Если правы те, кто отрицает еврейские корни этого неординарного человека, легенды киномира и общественного деятеля, то тем значительнее его поступок. Моральная чистоплотность, а не просто солидарность с жертвами и мишенью «нюрнбергских законов», побудила его поставить антифашистский фильм.

Чаплин получал письма, содержащие угрозы, и когда работал над картиной, и перед премьерными просмотрами.  В  Америке у расовой теории нацистов было немало сторонников. Пять изданий «Международного еврея», объединившего под своим переплетом разнообразные антисемитские материалы ( в  том числе и фрагменты так называемых «Протоколов сионских мудрецов»), возымели действие на сознание «среднего американца». Эти объемистые сборники, изданные еще  в  середине 20-ых миллионными тиражами по инициативе и на средства Генри Форда, продавались за считанные центы, а то и распространялись бесплатно. Антисемитский «градус» этого популярного издания, был таков, что «избранные места» из «Международного еврея» Гитлер неоднократно цитировал  в  «Майн кампф».

 В  Нью-Йорке на Пятой авеню собирались фашиствующие молодчики, вещавшие перед кучками слушателей: «Философия Гитлера основана на глубоком и вдумчивом изучении нашего индустриального века,  в  котором не остается места для полукровок или евреев». Реакция аудитории на такие тексты была очень показательной для обстановки дней, когда снимался «Великий диктатор». Кто-то не очень уверенно пытался пристыдить очередного оратора, напоминая, что они находятся  в  Соединенных Штатах Америки, где «человек — это звучит гордо». «Затесавшаяся» среди слушателей еврейка возмутилась: «Если бы я была мужчиной, то набила бы тебе морду», полицейский сделал ей замечание. Большинство равнодушно молчало.

Друзья и коллеги, совладельцы студии «Юнайтед артистс», пытались отговорить Чаплина от рискованного замысла. На то были не только политические, но и экономические резоны. Рентабельность антифашистского фильма была очень сомнительна и  в  США, не говоря уже о Европе, которая вяло сопротивлялась стремительному натиску фюрера.  В  книге «Люди, годы, жизнь» Эренбург, переживший во Франции падение Парижа, описывает чаяния, настроения и намерения европейских правителей: «Я помнил, что Боннэ и Чемберлен мечтали, что Гитлер пойдет на Украину; германо-советский пакт, был, видимо, продиктован необходимостью. «Странная война» (так сами французы называли объявленную их правительством войну Германии) свидетельствовала о том, что Даладье не собирается воевать против Гитлера». Но события  в  Европе разворачивались с колоссальной быстротой. К моменту выхода фильма немцы захватили Данию, Голландию, Норвегию прорвали линию Мажино, на которую уповали французские генералы, вторглись  в  Бельгию, оккупировали Францию.  В  Париже начала выходить новая газета «Ля Франс о травай», которая поучала читателей: « В  каждом из нас есть крупица еврейского духа, поэтому необходимо учинить внутренний душевный погром...»

Очевидно, эта частица была и  в  Чарли Чаплине. Надежно защищенная от «душевного погрома», она дала о себе знать. Вопреки колебаниям и увещеваниям коллег из «Юнайтед артистс» Чаплин твердо решил: «Гитлера необходимо высмеять. Конечно, если бы я знал ...о подлинных ужасах немецких концлагерей, я не смог бы сделать «Диктатора», не смог бы смеяться над нацистами, над их чудовищной манией уничтожения. Я был полон желания высмеять бредовую идею чистокровной расы». «Великолепная картина», — сказал о «Диктаторе» Гарри Гопкинс, главный советник Президента США Франклина Рузвельта. — «Ее надо было непременно сделать». Успех проката фильма  в  США и  в  Англии, неожиданно превратившейся  в  европейский оплот борьбы с фашизмом, сомнений больше не внушал. «Диктатор» побил все рекорды сборов и  в  Штатах и  в  Британии.

Через два года, когда американцы, ошеломленные нападением Японии на Перл-Харбор, уже очнулись от безучастного созерцания событий  в  Европе и осознали, что океан, отделяющий их от Восточного полушария, еще не гарантия безопасности, Чарли Чаплин выступил на нескольких митингах  в  поддержку обращения Президента Рузвельта об открытии Второго фронта «для помощи России  в  войне». Выступил не как актер, «воспламеняющий» публику своим пафосом, но как государственный муж, аналитик, дипломат, футуролог, убедительно обрисовав, что грозит мировой цивилизации, если нацисты одержат победу. И это тоже было поступком, воспринятым американским истэблишментом неоднозначно. Чаплин перестал получать приглашения на уик-энды  в  богатые загородные дома. «Решился бы я на столь донкихотский подвиг, не сделав перед тем антифашистского фильма?», размышлял он о мотивах своей политической деятельности. «Думаю, что ... самым сильным из них была моя ненависть к фашизму».

«Великим немым» с момента появления стали называть кинематограф за силу воздействия новых ощущений на зрителя и за его безмолвие. Это определение  в  полной мере можно отнести к Чарли Чаплину. Хотя  в  фильме «Диктатор» зритель впервые услышал его голос, доносящийся с экрана, но говорил, вернее, «нес всякую тарабарщину, выступая перед толпой», диктатор Хинкель. Бродяга Чарли был молчалив, как всегда. Чаплин с большой настороженностью отнесся к звуковому кинематографу, полагаясь, как и прежде, на выразительность мимики и пластики актера. К тому же, его первый «зрительский опыт» эти опасения подтвердил: «...братья Уорнер выпустили свой первый звуковой фильм... на историческую тему. Когда повернулась дверная ручка, мне показалось, что завели трактор, а когда дверь закрылась, раздался такой грохот, будто столкнулись два грузовика. ...Латы странствующего рыцаря при малейшем движении гремели, как стальные листы  в  прокатном цеху, семейный обед своим звучанием напоминал шум дешевого ресторана  в  часы пик, а вода, наливаемая  в  стакан, почему-то булькала на очень высокой ноте».

Бродяге Чарли, нескладному, трогательному, жалкому и аристократичному одновременно, не нужны были монологи. Благодаря опыту театрального актера, технике, выразительности, мастерству сценического движения, все было понятно без слов. «Ваша комедия — это балет», — сказал Чаплину премьер дягилевских «Русских сезонов», танцовщик и балетмейстер Вацлав Нижинский, однажды наблюдавший съемку. — «Вы прирожденный танцор». С каждой новой комедией бродяга становился все сложнее, исподволь обнажая перед зрителем неожиданные глубины человеческой личности,  в  ситуациях, казалось бы, мало этому способствующих. Бродяга Чарли из фильма «Малыш» (1921), самоотверженно защищающий маленького приемыша, — это уже не тот незадачливый бездельник из «Скетинг ринга» (1917), который, беспечно пересекая каток и сбивая с ног всех, кто встречается ему на пути, усаживается  в  секторе стадиона, невозмутимо наблюдая суматоху, которую он создал. Удачливый золотоискатель Чарли из «Золотой лихорадки» (1925) и романтик Чарли из «Огней большого города» (1931) — это разные люди.

 В  фильмах Чаплина было все, чем жила Америка, да и весь мир. Антимилитаристский пафос, побудивший Ремарка к созданию романа «На Западном фронте без перемен», у Чаплина обрел вид комедии «На плечо», снятой по свежим следам Первой мировой, перекроившей карту Европы.  В  1918 году (год появления картины) Чарли-бродяга стал «под ружье». Дуглас Фербенкс, ознакомившийся еще с «горячим фильмом», едва ли не  в  монтажной, хохотал до слез с первого до последнего кадра. На чувство меры, с которым сделана комедия на такую невеселую тему, и глубину понимания «окопной правды» безошибочно указывает сногсшибательный успех картины у солдат.

 В  первой половине 30-х на автомобильных заводах Форда  в  Детройте заработала на полную мощность конвейерная система. Скорость конвейера превращала за несколько лет здоровых парней  в  дряхлых стариков.  В  1936 году Чаплин снял комедию «Новые времена», где Чарли-рабочий, отупев от напряжения и ошалев от монотонности многочасового труда на конвейере, порывается закрутить гаечным ключом все попадающие  в  его поле зрения пуговицы.

Независимо от темы и антуража, комедии Чаплина представляли собой, по существу, трагикомедии и мелодрамы, побуждая зрителя не только хохотать или смахивать слезу, но и размышлять о том, насколько адекватно люди воспринимают мир и друг друга.

И картины, и их создатель были настолько популярны, что во время поездок по Америке, или  в  Европу, прибывая на премьеру, или покидая город, Чаплину приходилось пускаться на ухищрения, чтобы избежать встречи с толпами поклонников.

«Великий диктатор» открыл «звуковую эру»  в  кинопространстве, созданном Чаплином.  В  1947 году режиссер снял фильм «Мсье Верду», по жанру — «горькую комедию», граничащую с трагифарсом. Главное действующее лицо — этакий вариант Синей Бороды, человек, «сколотивший» капитал из денег, полученных  в  наследство от многочисленных жен, которых он погубил. Мсье полагает, что его действия вполне укладываются  в  понятия «честного бизнеса» современного ему мира. На премьерном просмотре Лион Фейхтвангер, Томас Манн и многие другие  в  течение нескольких минут аплодировали стоя. Фильм не сходил с экранов Нью-Йорка более полутора месяцев, давая огромные сборы.

Последний фильм, который Чаплин поставил  в  Америке — «Огни рампы», был звуковым фильмом ...о Чарли. Но — не о бродяге Чарли.  В  основе фильма — история любви Чарли Чаплина и юной Уны, которая стала его женой. Правда, на экране любовь седого клоуна и юной балерины — история печальная, даже трагичная, а  в  жизни все сложилось счастливо и благополучно.

Музыка фильма «Огни рампы», как и множества других, написана самим Чарли Чаплином. Ни фильм, ни мелодии не стареют. (Доказательство тому — приз Американской киноакадемии — «Оскар» за музыку, присвоенный  в  1972 году, через 20 лет после выхода картины на мировой экран.)

 В  1952 году Чаплин с семейством навсегда покинул Соединенные Штаты. За 40 лет работы на мировую славу кинематографии и международный авторитет страны, для которой трудился, Чаплин не обрел статус полноправного гражданина США. Так и остался подданным британской короны, и был приравнен к прочим «посетителям» Нового Света.