ТАЛЬ СЖИГАЛ СЕБЯ

— Георгий Михайлович, 9 ноября исполнилось 70 лет со дня рождения вашего отца, восьмого чемпиона мира по шахматам Михаила Нехемьевича Таля. Как собирается отметить эту дату мировая шахматная общественность?

— В Москве в конце года пройдет большой шахматный турнир памяти Таля, на который мы с мамой приглашены в качестве гостей. Трудно сказать, будет ли в этих праздничных мероприятиях участвовать Латвия (Михаил Таль родился и многие годы прожил в Риге). Снимается документальный телефильм, посвященный отцу, недавно я дал режиссеру Марине Орловой телеинтервью в Антверпене.

— Ваша мама, известная эстрадная певица Салли Ландау, по-прежнему живет в Бельгии. Как она туда попала?

— Мама жила некоторое время в Западном Берлине и как-то поехала в гости к своим друзьям в Бельгию. Там познакомилась с прекрасным человеком по имени Джо Крамарш, вышла за него замуж и переехала в Антверпен. К сожалению, ее счастье было не очень долгим, потому что Джо, будучи человеком немолодым, через несколько лет умер. Это был совершенно очаровательный, милый человек, мы с мамой были в него влюблены.

— Вы родились в 1960-м, в год восшествия вашего отца на шахматный олимп...

— Победа Таля над Ботвинником произвела в Латвии фурор. Но хотя при жизни Михаил Таль был знаменитым латышом, после смерти его принадлежность к этой стране почти сведена на нет.

— Ну   а  момент, когда Ботвинник победил Таля в матче-реванше, вы, конечно, очень переживали...

— О да! Отказывался от груди, перешел на голодную диету и так далее (смеется).

— Как отец перенес это поражение, причем на следующий год после победы?

— Он пошел на матч-реванш, будучи тяжело больным, — этот факт хорошо известен. Но в свои 25 лет это поражение он рассматривал прежде всего в контексте шахматной интересности,  а  не в связи с ущемленным самолюбием.

—  А  вы в шахматы играете?

— Когда-то играл на уровне первого разряда и даже был инструктором по шахматам в Юрмальском шахматном клубе.

— Отношения между родителями были, как известно, довольно сложными. Вы это чувствовали?

— Это нельзя было не чувствовать. Но я всю жизнь безумно любил и уважал отца. Поэтому никогда не пытался — даже мысленно — упрекать его в чем-то. И никогда не осуждал и не обсуждал поступков мамы. Все действительно было сложно, и не могло быть иначе, потому что сошлись два Скорпиона (смеется) — разница в датах рождения родителей всего пять дней. И ни один из моих родителей не годился на роль ведомого. Не хочу, да и не смогу сказать, кто из них был прав, кто виноват. Любопытным оказалось другое: разойдясь, они на протяжении всей жизни сохраняли друг к другу не только дружеские чувства, но и нечто гораздо большее. Это были два родных человека! Отец всю свою жизнь, ничуть не стесняясь, говорил, что продолжает любить Салли. Как они расстались? Сказать, что папа перестал приходить домой, было бы смешно. Он крутился, как спутник на орбите, приезжал, уезжал и появлялся дома один-два раза в год. Виделся я с ним до развода и после примерно одинаково, то есть для меня после развода родителей мало что изменилось.

— Михаил Таль был, мне кажется, моторным человеком...

— Моторным — еще мягко сказано. Я пару раз пытался за ним угнаться: раз был с ним в Таллинне на мемориале Кереса, другой — в Ленинграде на съемках фильма «Гроссмейстер», третий — в Москве. Дня на два-три меня еще хватало,  а  потом я просто откидывался на спину и говорил ему: я так не могу!

— Таль сжигал себя, да?

— Абсолютно однозначно! Хотя был целый ряд медицинских ограничений, но требования врачей, кроме смеха и ироничной улыбки, у отца ничего не вызывали — буквально до последних его дней. Лишь незадолго до смерти он чуть-чуть пожаловался мне по телефону на свое здоровье. И это было для меня неожиданно, как разорвавшийся снаряд.

— Ваш отец похоронен на еврейском кладбище в Риге. Ваша мама поставила памятник на его могиле...

— Причем сделала это через десятки лет после развода, и у них обоих были новые семьи. Кроме того, она вложила средства в мраморные надгробные плиты и отца Михаила Таля, и его родного брата Якова. Ни музея отца, ни улицы его имени в Риге нет. В одном из городских парков через несколько лет после смерти Таля власти все-таки сподобились установить ему (причем на деньги спонсоров) памятник. На доме 34 по улице Горького, где жил Таль, была установлена небольшая бронзовая табличка, но во времена дефицита цветных металлов она исчезла и восстановлена не была.

— Кто были ближайшие друзья отца?

— Начну с тренера отца Александра Нафтальевича Кобленца. Это был и друг, и советчик — человек, к которому можно было придти с любой проблемой или бедой. На память приходит также имя Иосифа Ефимовича Гейхмана, который долгие годы был не только другом отца, но и его лечащим врачом. Он тяжело переносил поражения отца и страшно переживал, если отец плохо себя чувствовал, — настолько, что когда в 1988 году отец в очередной раз лежал в реанимации, Иосиф Ефимович получил инфаркт и умер.

Близкими друзьями отца еще могу назвать Якова Дамского, Александра Рошаля, Александра Баха... Это были интеллигентные люди, с ними было безумно интересно.

— Роберт Фишер, насколько я знаю, хорошо относился к Талю, несмотря на то, что их личный счет был не в пользу американца.

— Баланс был здорово отрицательным для Фишера. Симпатия шахматистов была взаимной, хотя отец относился к Фишеру с легкой иронией. Это можно было понять, потому что в то время Фишер был избалованным, себялюбивым ребенком.

— Ваш отец был человеком блестящего ума, его искрометные шутки часто цитировали. Выходила ли в свет книга типа «Михаил Таль в воспоминаниях современников» или, например, сборник его афоризмов?

— Такой книги, к сожалению, нет. Во многих шахматных изданиях иногда, между абзацами, можно встретить одну-две остроты Михаила Таля. Хотя эта тема достойна того, чтобы ей был посвящен отдельный труд.

— Поговорим немного о вас, Георгий. Мы сидим в офисе вашей стоматологической клиники в Беэр-Шеве. Но в Риге вы учились на челюстно-лицевого хирурга...

— Действительно, я окончил стоматологический факультет Рижского медицинского института,  а  затем интернатуру по челюстно-лицевой хирургии и занимался своим делом в одном из медицинских центров Риги. Однако, приехав в Эрец Исраэль, вынужден был вернуться к истокам: к стоматологии, которую не очень любил. Уж очень не по-мужски сидеть и паять пломбочки. Нож в руки, пилу в зубы — совсем другое дело (смеется).

— Трудности при поступлении были?

— Вы имеете в виду национальность? Я думаю, на одной чаше весов лежала именно она,  а  на другой, я предполагаю, — фамилия. Потому что при имени Михаила Таля в Риге открывались многие двери. Но я был страшно закомплексованным подростком и никогда никому не говорил, кто мой отец. Обычно вопрос звучал так: « А  вы случайно не родственник Михаила Таля?» Я отвечал: родственник (смеется). И все. Люди ждали продолжения,  а  его никогда не было. У меня не осталось сумрачных впечатлений о вступительных экзаменах, я сдал их даже на стипендию.

— Отец бывал в Израиле?

— Мы приехали в Израиль 30 января 1990 года. По счастливому стечению обстоятельств отец в то время находился здесь же. Так что уже через несколько дней мы смогли увидеться. Больше он в Израиль не приезжал, и живым я его, к сожалению, с тех пор не видел.

— Ваша жена Надя — ваш ассистент, у вас трое детей. Каковы их увлечения?

— У меня три дочери. Имя третьей дочери — Мишель, в честь папы. Старшая дочь Женя отслужила в армии, изучает криминологию. Средняя, Аня, сейчас служит в армии, в музее авиации в Беэр-Шеве, младшая учится в школе. Могу заявить: быть отцом трех дочерей — тройное счастье.