ЯН ЛЕВИНЗОН: «МИР — С СОБСТВЕННОЙ СТОРОНЫ...»

ПОЛИНА КАПШЕЕВА

Мы впервые беседовали с Яном Левинзоном около четырех лет назад. В том интервью было множество его шуток, баек, анекдотов... С уверенностью можно сказать, что Ян Левинзон для израильтян, как Рязанов для россиян. За два года, что существует канал «Израиль-плюс», он успел стать символом хорошего настроения.

— Ни актером, ни писателем себя не считаешь. В качестве кого, в таком случае, выходишь на сцену?

— Немножко того, немножко другого… Как тебе известно, я вышел из КВНа — там не было профессиональных актеров, режиссеров, литераторов... Тем не менее все лучшие современные телеведущие — бывшие КВНщики. У Жванецкого, Карцева, Хазанова нет специального «разговорного» образования, но народ хочет их слушать... Понимаешь, я ведь ни на что особенное не претендую. Выступая, всего лишь рассказываю о том, как вижу мир. То, что говорю сейчас тебе, очень мало отличается от того, что говорю на сцене.

— В таком случае, мне кажется, что твой мир несколько односторонен.

— Каждый человек видит мир с собственной стороны.

— Доверяешь только собственному мнению?

— Жизнь моя складывалась таким образом, что я всегда был вынужден самостоятельно принимать решения. При этом ни в коем случае не пытаюсь навязать свою точку зрения окружающим и истиной в последней инстанции себя не считаю. Множество людей меня принимает, но я вовсе не считаю, что должен угодить решительно всем.

— Чего уж там — тебя любят действительно многие... Ты, кстати, никогда не задумывался о секрете собственной популярности?

— Может быть, дело в том, что я, выходец из простой еврейской семьи, никогда не пытался искусственно пересаживать себя в чужую почву. Не размышлял глубокомысленно о том, чего не знаю, не убеждал других в том, во что сам не верю, не утверждал того, чего не существует, — вот и весь секрет.

— Красиво... А теперь предположим, что ты, как и всякий творец, не всегда удовлетворен тем, что создаешь.

— Конечно. Что-то мне нравится, но, как правило, большая часть не удовлетворяет. Чтобы пристойно выглядеть на сцене, нужно к делу относиться очень серьезно. Я и отношусь, но, к сожалению, со временем — проблема. В России можно было чем-то пожертвовать, но здесь мы все находимся в ситуации, когда проклятый капитализм заставляет нас зарабатывать деньги. Невозможно два месяца только творить, а потом вновь зарабатывать. Что   ж , это — то, что мы имеем...

— Как, по-твоему, — почему КВН живет так долго?

— Скажи, тебе нравятся сегодняшние игры?

— Честно? Не очень.

— Имеешь право... Теперь сравни выступления Шифрина, Винокура, Новиковой с игрой, скажем, днепропетровской и махачкалинской команд. Ты можешь любить или не любить КВН, но должна признать: почти любая команда на голову выше профессионалов. А зритель приходит на концерт, чтобы получить удовольствие, и ему, по большому счету, неважно — профессиональный актер перед ним выступает или самодеятельный. Главный критерий — качество. Сегодня КВН собирает такие переполненные залы, которые эстрадникам могут только сниться.

— А мне кажется, что КВН постепенно сходит «на нет»...

— Ну, эта фраза не нова: я слышу ее уже лет тридцать. КВН не сходит «на нет», а меняется вместе со временем. Если бы ты сейчас посмотрела игры 1971 года, — не смогла бы досмотреть до конца.

— Как ты относишься к бурному расцвету КВНовского движения в Израиле?

— Очень хорошо. Я вообще считаю, что плохие люди в КВН не играют...

— Я часто слышу от разных людей, что они «стояли у истоков КВН»…

— Тоже нормально: я к таким вещам отношусь спокойно. Если человек никому не причиняет зла и при этом получает удовольствие, — пусть говорит. Тем более, если другим способом (сказанное особенно касается мужчин) удовольствия уже получать не может.

— Ты работаешь в туризме, играешь в КВН, сидишь в жюри, даешь сольные концерты... На семью время остается?

— Обязательно — ты же знаешь, как я их люблю. Дочек, мать моей жены, а также — саму жену Жанну.

— Сейчас попытаемся представить тебя в ситуации семейного скандала...

— Не получится: у нас скандалов не бывает.

— Ни разу в жизни с женой не поссорился?

— Мы с ней с самого начала, года двадцать два назад, договорились: если что-то и возникает, то вот этого: «Я с тобой не разговариваю» не допускать. Случается — очень редко – поссориться.

— Кто-то сказал о твоей жене: «Она молчит, но она хорошо знает, о чем молчит».

— Еще как знает... Жанна действительно не очень разговорчива — считаю подобное качество просто замечательным для жены. Конечно, может и сказануть... Нет, она делает все правильно, иногда — даже намного правильнее, чем я. Так я  ж  потому и женился на ней!

— Ян, не секрет, что популярность свалилась на тебя как снег на голову. Ты появился на ТВ с монологом человека с зеркалом — и мгновенно стал знаменитым. «Звездностью» не заболел?

— Судить не мне, но сам я к подобным вещам и тогда очень спокойно относился, и сейчас отношусь. Четко знаю, что я могу, чего не могу.

— А чего ты не можешь?

— Мало ли... Ну, например, не могу поднять триста килограммов, прыгнуть через забор в сто метров... Лучше спроси: чему бы я не хотел научиться.

— Чему бы ты не хотел научиться?

— Обманывать. Стараюсь держать слово и выполнять обещания.

— Перейдем к гастрономии: ты — гурман?

— Да. Люблю еврейскую еду: рыбу фаршированную, холодец, котлеты.

— Сам готовишь?

— Ну, могу в субботу пожарить яичницу с сыром — вкусно. Все за столом собираются...

— Дальше следует вопрос о хобби. Что-нибудь собираешь?

— Люблю книги, но никогда не старался, чтобы красные стояли рядом с зелеными. «Стендаль очень хорошо смотрится между Толстым и Фейхтвангером», — такого не было.

— Какие книги читаешь?

— Разные. Из поэтов — Лермонтова, Самойлова, Губермана, Некрасова. Из прозы очень люблю Стефана Цвейга. Ну и — Голсуорси, Азимова, Булгакова, Стендаля, Шолом-Алейхема.

— А музыку какую слушаешь?

— Разную. Верди, Чайковского, Вебера, Утесова, Бернеса, Никитиных, Окуджаву... Из современных эстрадных исполнителей иногда хочется Агутина послушать, иногда — Меладзе. При этом не думаю, что мог бы выдержать целый концерт...

— Ты полностью состоялся? Все твои мечты сбылись?

— Я вообще мало мечтаю. Когда-то, правда, очень хотел попасть в сборную СССР по футболу, потом, став старше и мудрее, мечтал играть за «Черноморец», но и это прошло... Попав в одесскую команду КВН, я стал куда более популярным, чем если бы играл за «Черноморец». Послушай меня: не надо Его теребить — Он сам все знает...

— Иными словами: «Довольствуйтесь малым: играйте за одесскую команду КВН — и все у вас получится».

— Вот именно.

— Ты всегда ласков и нежен со зрителями — вправду их любишь?

— Конечно. Выходя на сцену, я всегда «заряжен» на добро. Какие у меня основания плохо относиться к людям? Они пришли, заплатили деньги, улыбаются, обидеть меня не хотят...

— Тебя в жизни часто обижали?

— Бывало... Больше всего запомнились детские обиды. А во взрослом состоянии... Предавали, обманывали, подводили — всякое случалось.

— Как поступаешь в подобных случаях?

— Практически никак. Выхожу на тропу войны, устрашающе, как и подобает истинному израильскому агрессору, бряцаю оружием — этим, как правило, все и заканчивается... Просто вычеркиваю человека из записной книжки. Иногда даже радуюсь: кто-то взял в долг и забыл отдать — значит, я дешево заплатил за разрыв с ним... Нет, детские обиды — куда серьезнее.

— Я ничего не знаю про твоих родных...

— Мама моя, как и положено еврейской женщине, преподавала русский язык и литературу. Отчим был инженером. А дедушка — раввином. По праздникам я посещал синагогу, как, впрочем, все мои одесские друзья, даже не имевшие дедушек-раввинов. Дед заставлял меня учить иврит, я отлынивал: надо же и в футбол поиграть... Свинину в семье не ели.

— А креветки?

— Ну, скажи, как можно жить в Одессе и не есть «рачков»? Ты, что, шутишь?

— Какие уж тут шутки... Яша, ты всегда говоришь о своей любви к Израилю. А что в нем тебя раздражает, чего не достает, что бы ты изменил?

— Мне не хватает зелени и чистоты. Еще хотелось бы, чтоб народ меньше орал. Особенно — женщины. Они в этом состоянии, вроде, в мужчин еще не превращаются, но и женщинами в моих глазах быть уже перестают. Становится страшно: не очень понимаешь, с кем имеешь дело... А в принципе считаю, что мы с тобой живем далеко в не самой худшей стране. Я очень люблю, когда мне рассказывают о преимуществах Америки люди, которые там никогда не бывали. Как говорит классик, давайте судить об уровне мировых стандартов, не зная их. Я, в отличие от многих, могу уже сравнивать Израиль с другими странами, и мне кажется, что мы — на правильном пути. Безусловно, существуют и другие мнения, которые, как и мое, имеют право на существование.

— Израильская бюрократия тебя не раздражает?

— Слушай меня внимательно: в сравнении с Германией, Америкой, Австралией у нас вообще нет никакой бюрократии. Если ты явишься в немецкий банк с чеком, на котором твоя фамилия написана с ошибкой, — в жизни денег не получишь. А ты говоришь — Израиль...

— Существует на свете что-то, способное вывести тебя из состоянии равновесия?

— Вранье. И еще я ненавижу, когда человек, проживший здесь три-четыре года, заявляет: «Я так не люблю иметь дело с новыми репатриантами!» — за эту фразу я могу ударить... Вообще-то я – драчун, выросший в хулиганском районе города Одессы. Не могу терпеть, когда люди пытаются казаться выше, чем есть на самом деле, — видишь, меня уже повело... Как ни крути, а берег нужен.

— Твой берег, все-таки, «русский»?

— Конечно, а как иначе? Я работаю в израильской фирме, поддерживаю прекрасные отношения с хозяевами; мы общаемся, вместе пьем коктейли, ходим на вечеринки, но дружу я, конечно же, с «русскими». И книги русские читаю.

— И в этом ты какой-то неправильный. Вместо того чтобы глубокомысленно заявлять: «Не слушаю русское радио, не читаю газет»...

— Да-да: «Мне легче говорить на иврите, многие русские слова забыл», — это я просто обожаю... С другой стороны, человек так хочет — да пожалуйста! Он ведь только себя одного обкрадывает.

— Яша, у тебя бывают депрессии?

— Случаются, но, слава Богу, кратковременные: измеряются не днями, а часами. Я умею искусственно вытаскивать себя из этого состояния.

— Научи.

— Садишься в машину, ставишь кассету Никитиных — и громко поешь вместе с ними.

— Ты еще и поешь? Я никогда не слышала.

— Так никто же не слышит: в машине-то — я да Никитины... На самом деле, я много раз пел со сцены. Если хочешь, специально для тебя спою.

— Очень хочу, но — в следующий раз: времени у нас с тобой осталось только на финальную байку.

— Тогда — не байка, а пара коротких анекдотов... Встречаются на Брайтоне две дамы. «Клара, я слышала, что у вас во время тура по Израилю был бурный роман с Володей» — «О чем вы говорите — я могу себе позволить роман? У меня же все деньги в бюстгальтере». И — второй. «Рива Соломоновна, почему вы эмигрировали в Америку?» — «Ради детей» — «Ну и что, дети довольны?» — «Конечно: они же остались в Кишиневе»...