ОТ МУКАЧЕВО ДО БУДАПЕШТА, ОТ БУДАПЕШТА ДО МОСКВЫ

2005 год был годом венгерской культуры в России. В Москве, Санкт-Петербурге и других городах проходили венгерские фотовыставки, ретроспективы фильмов венгерских режиссеров, различные спектакли и концерты. На Москву «обрушился десант» венгерской еврейской культуры: фотовыставка, документальное кино, балетная постановка «Пурим» балета из города Дьер в сопровождении «Будапешт клезмер бэнда» и, наконец, концерт самого бэнда.

В гостях у «ЕН» побывал основатель и руководитель «Будапешт клезмер бэнда» Ференц Явор. Уроженец западноукраинского города Мукачева, в 1970-е он эмигрировал в Венгрию и там реализовал себя как еврейский музыкант...

— Расскажите немного о том, какой путь проделал «Будапешт клезмер бэнд» за пятнадцать лет своего существования.

— В своем нынешнем составе «Будапешт клезмер бэнд» существует с 1996 года. Первый успех к нам пришел в том же 1996 году, когда на сцене будапештского театра «Мадач» мы сыграли мюзикл «Скрипач на крыше». Мне пришлось полностью сделать аранжировку музыки в клезмерском стиле. Наш коллектив абсолютно вписался в штетл, где происходило действие постановки. Обычно музыкальное сопровождение этого спектакля осуществляет большой оркестр,   а  не семь музыкантов. В данном случае мы стали исключением из правил. За девять лет «Скрипач на крыше» был сыгран и показан 220 раз, видели его 150 тысяч зрителей.

В 1998 году появился балет «Пурим». В 2002 году я получил заказ от Камерного оркестра имени Ференца Листа и написал Клезмерскую сюиту. В оркестре играют семнадцать человек, этот коллектив очень высоко ценится. Сюита стала еще одним нашим совместным проектом. Сейчас я пишу «Еврейский мюзикл» для Будапештского театра оперетты.

— Первый раз вижу еврея, уехавшего из СССР в конце 1970-х годов в страну тогдашнего соцлагеря. Почему вы переехали в Венгрию?

— Все мои родственники и многие друзья перебрались в Израиль или Соединенные Штаты.  А  моя сестра в 1976 году вышла замуж за венгерского еврея и переехала к нему в Будапешт. После этого наши родители решили тоже туда переехать, что мы и сделали через два года.

Я не мог полноценно интегрироваться в венгерскую жизнь на протяжении многих лет. Хотя особых проблем с венгерским языком не было. Мой родной город Мукачево находится совсем близко от границы Украины и Венгрии, и венгерский язык всегда у нас присутствовал. Ощущение дискомфорта полностью ушло уже после появления моего бэнда. Еврейская музыка дала мне духовную силу. Думаю, что в Израиле или Америке я не смог бы заниматься тем же. Жизнь сложилась таким образом, что я смог себя реализовать именно в Венгрии.

После окончания ужгородского музыкального училища я работал учителем скрипки в музыкальной школе города Виноградова, куда попал по распределению. Там у меня тоже был свой оркестр, наш репертуар состоял из произведений в закарпатской народной обработке. В 1972 году мы участвовали в конкурсе «Алло, мы ищем таланты» и получили приз за лучшее исполнение идишской песни.

— Вы родом из Западной Украины. На протяжении многих веков эти земли переходили от одной империи к другой и всегда были одним из крупных еврейских центров в Европе. Какой там была жизнь, как складывались отношения между людьми в 1950–1970-е годы?

— В 1950–1970-е годы в Мукачево была довольно большая еврейская община. Во время войны моя мама была узницей Освенцима,  а  отец попал в еврейский трудовой батальон при венгерской армии. До 1944 года Венгрия воевала на стороне Германии. В 1942 году из мукачевского гетто собрали 700 мужчин в трудовой батальон, среди них был и мой отец. В 1943 году венгерские части были разгромлены Красной армией на Дону. Из 700 евреев выжили только 12. Два года отец шел пешком с Дона, преодолел две тысячи километров. Моим родителям удалось выжить, и я стал в Мукачеве первым еврейским послевоенным ребенком. Жили мы большим еврейским кланом: у меня было восемь двоюродных братьев, пять двоюродных сестер, дяди и тети. Дома разговаривали на идише. В восемь лет я пошел в русскую школу и стал забывать родной язык. Сейчас постепенно восстанавливаю его благодаря нашим клезмерским делам.

— Вы делаете музыку, замешанную на идишистской культуре. Как вам удается в своих произведениях воссоздавать эту ушедшую от нас цивилизацию?

— Чем дольше я живу на свете, тем более четко осознаю, что не было бы того, что я делаю, если бы я родился не в Мукачево. Судьбы моих родителей и многих других людей из нашего города заставили в какой-то мере впитать в себя струю той муки, которая выпала на долю еврейского народа во время Второй мировой войны. Моя мама не просто выжила в Освенциме. Вернувшись из этого ада, она воспитывала нас так, что мы ничего не чувствовали. Когда я был подростком, она произнесла такую фразу: «Слава Б-гу, ему не удалось». Я воспринимаю ее слова как некий завет мне. Своей музыкой я показываю, что мы живы и живы будем.

В своем творчестве я также опираюсь на работу Моисея Береговского. В 1920–1930-е годы он собрал уникальную коллекцию еврейской инструментальной музыки, обобщив ее в шеститомном сборнике. В конце 1930-х тиражи этого уникального собрания были почти полностью конфискованы и уничтожены. В 1987 году сборник был переиздан в Москве под названием «Еврейская инструментальная музыка» — он был собран из чудом сохранившихся остатков того собрания. В 1988 году один мой друг привез мне его в Будапешт. С тех пор этот сборник стал для меня клезмерской библией. Очень много мелодий в нашем репертуаре взято мной оттуда и переработано.

Вторым важным для меня музыкальным источником стал один цыганский музыкант, живший в Мукачеве в пору моей юности. Отец этого музыканта играл в клезмерском ансамбле в Мукачеве в 1920-е. В 1960-е годы я очень много общался с этим цыганом. Приходил к нему домой и записывал еврейские мелодии, которые он мне играл. Все это и рождает ту музыку, которая входит в репертуар моего бэнда.