11 февраля исполнилось 100 лет со дня рождения генетика с мировым именем Сергея Михайловича Гершензона (1906–1998). Торжественные заседания, посвященные этой дате, прошли не только в Украине, но и в России — в Москве (на базе МГУ им. Ломоносова), Санкт-Петербурге, США — в Нью-Йорке и Израиле — в Хайфе.
Следует признать: с родителями маленькому Сереже по-настоящему повезло, ведь отец его был известный русский литератор-пушкиновед Михаил (по метрике — Мейлах) Гершензон, а мама — пианистка Мария Гольденвейзер. Отец в 1922 году выпустил в Берлине книгу «Судьбы еврейского народа». Родителям удалось дать двум своим детям весьма неплохое образование. Сын Сергей знал несколько европейских языков, в зрелом уже возрасте переписывался с рядом виднейших западных деятелей науки и искусства. Дочь Наталья унаследовала от отца тягу к культуроведческим исследованиям.
В Киев Сергей Михайлович прибыл еще в 1937 году по письменной просьбе легендарного отечественного эволюциониста Ивана Шмальгаузена. Последнему было поручено возглавить только что созданный институт, и, уходя на служебное повышение, он решил передать свою лабораторию генетики молодому перспективному воспитаннику МГУ, кандидату биологических наук Сергею Гершензону. Затем была война, когда всю Украинскую академию наук в экстренном порядке вывезли в Уфу. И вот на основании проделанной там серии опытов с плодовой мушкой почти сразу же по возвращении из эвакуации Сергей Гершензон (в соавторстве с Н.Тарнавским и П.Ситько) публикует свою революционную статью о мутагенном действии тимусного ДНК на дрозофилу. И тем не менее Нобелевскую премию за это открытие несколькими годами позже вручают... его более опытному зарубежному коллеге Герману Меллеру (США). Помимо химического мутагенеза, Сергей Гершензон обнаружил феномен «прыгающих генов» и обратную транскрипцию. Намного раньше американца Хейнца Френкель-Конрата он собрал из белков и нуклеиновых кислот живой вирус, хотя уровень технического обеспечения украинской биологии отставал на тот момент от заокеанского на много лет... Однако Стокгольм не замечал достижений советских ученых, чему, объективности ради скажем, была причина — гонения на генетику в СССР в сороковые–пятидесятые годы. В 1972 году в Нобелевский комитет приходит заявка на аналогичное гершензоновскому (имеется в виду синтез вирусной ДНК на матрице зараженной полиэдрозом РНК) открытие от американцев Говарда Темина и Дэвида Балтимора, которые и получают в 1975 году Нобелевскую премию. Справедливости ради следует отметить, что Дэвид Балтимор в письме Сергею Гершензону искренне извинился перед ним, поскольку не был знаком с его более ранними работами...
Что касается так называемого национального вопроса, то, несмотря на «скользкие времена», Сергей Гершензон никогда не забывал о своих исторических корнях. В частности, через посредство своего ближайшего друга Эвиатара Нэво (директора Института эволюции в Хайфе) он активно содействовал укреплению творческих и деловых контактов между Академиями наук Украины и Израиля. А в 1992 году, когда по заказу правительства был, наконец, снят полнометражный фильм о нем, Сергей Михайлович решительно настоял, чтобы в уже полностью смонтированный сюжет была внесена генеалогическая поправка. И в новой редакции вступительное дикторское слово стало звучать уже так: «Знакомьтесь: Гершензон Сергей Михайлович, 86 лет, академик, еврей, лауреат двух Государственных премий и ни одной Нобелевской. Хотя, с другой стороны, мог ведь получить их целых три!..»
|