Играй во всю клавиатуру боли Ольга Ивинская
Искусство Освенцима. Искусство обреченных. Творчество тех, кому предстоит умереть и кто об этом знает... Величие духа человеческого — подлинное, невероятной силы. Это выставка, где невозможно оставаться равнодушным. К этому искусству — искусству Освенцима, Биркенау, Терезина, Варшавского гетто — нужно прикоснуться — глазами, сердцем, душой. Самому. Это очень тяжело, но это необходимо.
Сюда, в Бруклинский музей, эти рисунки, живопись, карикатуры, литографии, открытки пришли из разных музеев мира — из Израиля, Польши, Чехословакии, Германии... Мы входим в зал, и первое, что поражает, — тишина, не музейная даже, а какая-то необычная тишина, в которой растворился ужас перед тем, что было. Тишина почитания мужества и таланта, дань памяти убиенных.
Г-споди, какие одаренные художники, какие люди были брошены в страшную мясорубку, перемоловшую жизни миллионов! Мечислав Кошельняк, портретист от Б-га . Автопортрет, его галерея лиц тех, кто ушел в дым, — единственная память о них. И все это сотворено в Ос-вен-ци-ме, в цитадели смерти, голода и ужаса. Как? Как смогли они выстоять, не опуститься, творить — непостижимо! Портрет Винсента Гаврона — один из лучших образцов портретного искусства. Гаврон, участник польского Сопротивления, газетчик, превосходный график, заражавший выдержкой и свободолюбием товарищей. Его острые карикатуры-памфлеты на лагерных охранников — разве не акт беспримерного мужества? Он — один из немногих — выжил. Рассказал и описал. И до последнего дня — а умер он в 1991 году — бил в набат: «Люди! Помните!».
Михаилу Финну из Екатеринослава было всего 25, когда нашел он смерть в газовой камере Освенцима. Две его работы сохранило для мира беспощадное время — женский портрет и рисунок углем и мелом «Деревья». Автопортрет Петера Эделя, немецкого юноши, не клюнувшего на призывы гитлерюгенда. Автопортрет оптимистичен — в Заксенхаузене! Где, где эти люди брали силы?!
Айзик Федер из Одессы был к началу войны уже известным художником. И в лагере продолжал творить. Пока не был брошен «в газ». В 1943-м. Колорист от Б-га . Ягов Готко — тоже одессит, тоже художник с именем, тоже погиб в печи в сорок третьем. Его наследие — талантливейшие рисунки и портреты.
София Степен-Батор из знатной польской семьи вынесла все, жива по сию пору. «Я пишу портреты многих друзей, чтобы сохранить в себе способность видеть даже тогда, когда все вокруг серо, уродливо и страшно». Ее портрет Малки Зиметбаум, покинувшей безопасное убежище, чтобы быть рядом с любимым, и оказавшейся в аду Освенцима, потрясает. София написала подругу такой, какой была бы та, если бы...
Как судьба занесла харьковчанина Давида Брайнина во Францию, в лагерь Компьен, одному Б-гу известно, но там, в кошмаре пересыльного лагеря, люди, говорившие на разных языках, продолжали жить. Свидетельство тому — необыкновенно остроумно составленная программа концерта. Очень способный график, Брайнин был транспортирован в Освенцим и убит.
Вас, возможно, удивило то, что в аду концлагеря могло прозвучать слово «концерт». Но звучали иногда и слова «поэзия», «искусство», даже «кабаре». «О, Терезиенштадт, ты маленький ад», — напевал Карел Швенк, поэт, конферансье, блистательный артист, чье имя гремело в Европе, как позднее имя Пресли в Америке.
Терезиенштадт — так называли Терезинскую крепость под Прагой, и был это обычный чистенький гарнизонный городок. Но в 1941-м всех жителей выселили и превратили Терезин в гетто, окруженное крепостными стенами. Заключенные — только евреи, в основном интеллигенция, люди искусства, чьи имена были знакомы подчас всей Европе. Были среди них немецкие, австрийские, бельгийские, чешские писатели, художники, университетские профессора, учителя, поэты. А музыкантов и артистов больше всех. Недаром фашисты называли Терезин музыкальным гетто. Организовал, возглавил и был душой, сердцем, мозгом терезинского кабаре Швенк. Искрящееся весельем кабаре в концлагере! Тексты реприз и песен создавал Густав Шорш, музыку — Гидеон Кляйн, которого считали гением и который умер в Терезине 25-летним, за неделю до освобождения.
Тяжелейший труд, голод, полное отсутствие медикаментов, еженедельные транспорты в Освенцим — но были лекции, школы, театральные спектакли. Сохранились тексты многих песен, либретто опер, стихи, дневники, рисунки, эскизы декораций. Пепек Тауссиг — звезда кабаре, писатель, театральный критик и художник — умер от голода за три дня до освобождения. «О, кабаре!» — его сверкающий остроумием очерк сохранился так же, как многие зарисовки таких замечательных художников, как Кин, Бурешова, Унгар, Аузенберг. Как удалось сохранить? Через чешских жандармов передавали друзьям. Но многое открылось в тайниках, обнаруженных при перестройке и реставрации крепости. Павел Фантл, друг Кафки, его акварели и рисунки потрясают. Бедржих Фритта — это он оставил документальную картину жизни (если это можно назвать жизнью) Терезина.
Лео Хаас, один из тех, кому посчастливилось выжить, тоже бытописатель Терезина. Самая жуткая его картина «Морг»: штабеля трупов-скелетов и санитары в колпаках средневековых инквизиторов.
Отто Унгар, сверхталант. Выжить не удалось, погиб в 1945 году в Бухенвальде. «Стены гетто» Унгара — это предупреждение: «Люди, будьте бдительны!». Эти же стены видим мы в коротком фильме о Терезине, агитке, снятой по заданию нацистов для демонстрации Международному Красному Кресту, дескать, вот как замечательно живется евреям в наших лагерях. Может, веселенькая эта короткометражка и есть самое гнусное, что мы увидели, — по уровню фарисейства и лжи. А правда — это «Транспорт ушел» Мальвы Шалек: куча вещей, которые их владельцам уже не понадобятся. «Жилой квартал» — соты, под завязку набитые обреченными, и рельсы — в смерть, в никуда!
Савелий Шлейфер из Одессы был мужественным человеком. Иначе как бы мог он создать такие дивные оптимистичные акварели в Компьене, откуда отправлен был в Освенцим, где и погиб.
В Освенциме был музей. Практичные немцы старались из творчества несломленных художников извлечь пользу — рисуйте, пишите. Бумага, краски и карандаши к вашим услугам! После 12-часового рабочего дня и без всяких доппайков. Благодаря музею сохранилось кое-что из того, что делали художники. Очень немногое удалось переслать в письмах узников-неевреев. Были еще какие-то каналы. Например, поздравительные открытки, которые вручную делали для немцев или поляков-охранников. В них частенько были зашифрованы сообщения — холмы, солнышко и черный состав влачится по черным рельсам. Новогодние открытки с традиционным трубочистом и магическим циферблатом часов, отстукивающих минуты жизни... Иногда люди приобщались к искусству там, в Освенциме, как Бронислав Чех, горнолыжник, чемпион Европы — а какая графика!
Творили под аккомпанемент выхлопов из труб крематория.
Ян Комский по памяти писал импрессионистические пейзажи. «Я писал после тяжелейшей работы, — рассказывал он потом, — это давало мне силы жить и забывать, где я». Он дожил до старости и умер в 87 лет в Америке. Похоронен, как воин, на Арлингтонском кладбище.
Творчество загнанных в гетто было настоящим подвигом. Торопливые рисунки-документы, живопись. Шедевры Галины Оломучки из Варшавского гетто, Гирша Жилиса из Лодзинского гетто. Петру Гинцу было всего 16, когда ушел он в «дым». Он стал бы великим художником, коль сумел мальчишкой написать поразительный свой «Подсолнух», сверхэмоциональную акварель, солнечный цветок, в котором угадывается лагерный плац, преддверие смерти.
«Русский базар», США
|