АКТЕРЫ УМИРАЮТ НА ПОДМОСТКАХ

ЕФИМ ГАММЕР

Файвиш Львович Аронес, создавший образы Тевье-молочника, Менахема-Мендла и другие, ставшие в свое время классикой еврейской сцены, - великий, с моей точки зрения, еврейский актер, режиссер, драматург. Его пьеса «Аристократы» некогда была украшением еврейского театра в Нью-Йорке. Он переводил стихи Самуила Маршака на идиш, делал инсценировки по рассказам Шолом-Алейхема и Чехова, снимался в некоторых советских фильмах тридцатых годов, в том числе в популярной картине «На границе». И, как «положено» по роли, в 1949 году, в пору разгрома еврейской культуры, оказался в сталинских лагерях. К счастью, он не погиб на промороженных пространствах ГУЛАГа. Он умер в Израиле в 1982 году в возрасте 89 лет, до последнего дня жизни оставаясь преданным еврейской сцене. За свою артистическую деятельность в Израиле Файвиш Аронес был награжден золотой медалью Бней-Брака, а статья о его творческом пути опубликована в Американской энциклопедии театра.

С Файвишем Аронесом я познакомился в Риге, году в пятьдесят девятом, вскоре после его освобождения из лагеря. Он был осужден на 10 лет за сионистскую деятельность. Но вышел на свободу досрочно.

Тогда он и подарил мне странную для подростка, пишущего стихи, но отнюдь не мечтающего о театре, книгу «Инсценировки рассказов А.П. Чехова» в переплете серого, видавшего виды картона, изданную в 1951 году. На внутренней обложке фиолетовыми чернилами, с нажимом, была сделана надпись - «Книга Ф.Л. Аронеса».

Откроем выжившую на пересылках книгу сегодня и прочтем слова из предисловия народного артиста СССР В. Топоркова: «Если со стороны актерского исполнения инсценировки рассказов А.П. Чехова будут хорошо подготовлены, и тонкое исполнительское мастерство будет налицо, то отсутствие сложных декораций и различных театральных аксессуаров не имеет почти никакого значения. В большинстве своем инсценировки Чехова очень удобны для исполнения в смешанных концертах».

Концерты, которые ставил Файвиш Львович на лагерной сцене, были и впрямь смешанными. И, может быть, поэтому рекомендации заслуженного Топоркова не казались столь издевательскими, хотя «отсутствие театральных аксессуаров» наблюдалось полнейшее. Наряду с маститыми профессионалами сцены в чеховских представлениях участвовали и обычные лицедеи жизни - аферисты, бандиты, воры в законе. Так что «тонкое исполнительское мастерство» было обеспечено от пайки до пайки, пока действующие лица и исполнители не передохнут с голодухи.

Знакомясь с книгой инсценировок рассказов А.П. Чехова, я мало-помалу сближался и с Файвишем Аронесом. Я видел его старые афиши, переведенные им на идиш книги, альбомы с рецензиями и пожелтевшими фотографиями: он с друзьями, еврейскими актерами и писателями.

Постепенно передо мной вырисовывался образ человека Возрождения - актера, драматурга, режиссера, а в дни военных испытаний - и отважного воина. На Первой мировой, призванный под знамена русской армии, воевал от звонка до звонка, за храбрость награжден Георгиевской медалью, дважды был ранен, лежал в Петербургском лазарете. А в 60-е стал одним из первых, кто начал возрождать еврейскую культуру в Латвии.

Когда-то, в начале XX века, он ушел с группой бродячих еврейских актеров из Двинска (Даугавпилса), где родился. С тех пор Файвиш Аронес, ученик знаменитой Эстер-Рохл Каминской, никогда уже не покидал сцены, исключая, может быть, время, проведенное на фронтах, в госпиталях и сталинских лагерях. Впрочем, и это не совсем верно. Он и на войне умудрялся не забывать о своем артистическом призвании. И в лагерях. Свидетельство тому - томик инсценировок чеховских рассказов, которым он пользовался. Представьте себе, что испытывали люди, сидящие в насквозь промерзшем бараке - зрительном зале, когда перед ними выступал Файвиш Львович. Представили? Ну, и смейтесь дальше - непременно согреетесь. В особенности, если представите себе заодно, что там же, под завывание вьюги, он сочинял солнечные стихи на идиш и, не доверяясь даже крохотному листочку бумаги, держал их годами в памяти - так и вынес на свободу, обманув самые тщательные шмоны.

В 1935 году, увлеченный идеей развития еврейской культуры именно в Еврейской автономной области, не в какой-другой - Ханты-Мансийской, например, он распростился с Харьковским еврейским театром, где снискал широкую популярность, и уехал в Биробиджан. К тому времени на его творческом счету были такие значительные роли, как Тевье-молочник и Менахем-Мендл. Его пьеса «Аристократ» с успехом шла не только в Советском Союзе, но и в Нью-Йорке, что, конечно, припомнили ему потом на допросах.

Во время Второй мировой войны Файвиш Аронес поставил в Биробиджане спектакли, в которых можно было встретить целое созвездие талантливых еврейских актеров -   Б . Шильман, Теплицкого, Н. Хаит.

А дальше? Легко себе представить, как развивалась бы его творческая жизнь в свободной стране. Но Аронес в такой стране не жил...

«25 мая 1948 года в Биробиджане по просьбе зрителей был поставлен «Тевье-молочник». Заняты в нем были все ведущие артисты театра, - пишет очевидец в газете «Община». - На премьере зрители долго не отпускали со сцены Ф. Аронеса,  Б . Шильман, М. Карлос, Н. Хаит, М. Шейна, В. Коган. Зрители видели на сцене человеческие страдания не в театральной схематичности, а беспредельности живой жизни. Публика плакала. Но плакали люди слезами волнения и благодарности замечательному актеру и изумительному режиссеру Ф. Аронесу, который силой искусства сумел поднять человека до высот подлинного восторга. Ему удалось создать страстный, волнующий спектакль, обращенный к будущему».

Однако будущее смотрело на Файвиша Львовича через зрачок одиночной камеры. 5 октября 1949 года артиста арестовали, «чтобы не выступал», так сказать.

Послушаем его сына Майрума Аронеса. «К тому времени, когда начались антиеврейские репрессии, отец был человеком, уже известным не только в своем театре, но и в области. Он пропагандировал все еврейское - песни, книги, спектакли. И, конечно, первый удар пришелся по нему и по тем писателям, которые там жили. Отца арестовали 5 октября 1949 года. И я не видел его до 1956 г. Он сидел в лагерях строгого режима, носил арестантскую робу в полоску, с номером на груди, без имени. В самые тяжелые моменты вес его доходил чуть ли не до сорока килограммов, выглядел он, понятно, как живой труп. Но... но его ничего сломить не могло. В нем всегда был такой внутренний огонь, загасить который не способны самые суровые испытания».

В пятую годовщину со дня трагической гибели Соломона Михоэлса в газете «Правда» была напечатана статья про «убийц в белых халатах». Номер газеты с этой статьей дошел окольными путями до заключенных «Сибирлага 0-33». В тот день, читая тайком «Правду», они поняли: им всем вынесен смертный приговор.

Минск мой, безмолвная груда камней,Груда могильных плит.В городе мертвых утраты больней -Шлойме Михоэлс убит.
Город безмолвных могильных плитСтрахом насквозь продут.Камни безмолвны, но сердце кричитВ надежде на Божий суд.
Но много ли проку в надежде той,Если она слепа?Шлойме Михоэлс, всеобщей судьбойСтала твоя судьба.

Это стихотворение, переведенное впоследствии мною с идиш, было написано Файвишем Львовичем тогда, страшным январем пятьдесят третьего года, сразу же после прочтения погромной статьи в «Правде».

Тогда старый еврейский актер Аронес и его солагерники Иосиф Бергер - бывший лидер компартии Палестины, раввин города Проскурова Шалом-Носем Маргулис и другие евреи-заключенные не могли и помышлять о том, что годы спустя судьба уготовит им встречу в Израиле. Они предполагали, что в ближайшем будущем их ждет физическое уничтожение и что, может быть, в последний раз им дано отметить скорбную годовщину со дня гибели Соломона Михоэлса.

Ночью, после развода, забившись в дальний угол, они, уверенные в близкой смерти, провели вечер памяти Соломона Михоэлса. 15 человек, представлявших собой осколки еврейской культуры, как бы повернули время вспять, и вновь, назло смерти и палачам, ощутили себя живыми людьми. Звучали стихи, монологи из спектаклей и снова стихи, написанные Файвишем Львовичем за колючей проволокой.

«Шлойме Михоэлс, всеобщей судьбой стала твоя судьба», - эти строки читал Файвиш Аронес. И тогда к нему подошел православный священник, отец Николай, старый лагерник, лет восьмидесяти с лишним, страдающий за веру. Он сказал так: «Братья мои, евреи! Если Сталин пошел против вашего вечного народа, помяните мое слово, он обречен. Потому что ваш Бог не оставит его без наказания».

Это было 13 января 1953 года, в пятую годовщину гибели Соломона Михоэлса, менее чем за два месяца до смерти Сталина, за три года до реабилитации Файвиша Аронеса.

«Выжить ему помогала душевная сила, - рассказывает его сын Майрум. - Он мне говорил: «Погибну я или нет, но внутри у меня есть то, что они отобрать не могут. Мой Израиль». И это придавало ему стойкости, иначе он не дожил бы до освобождения».

В 1972 году Файвиш Аронес, наконец-то, оказался в Израиле.

И сразу же вернулся к артистической деятельности. Вместе со своей женой Бертой Аронес, еврейской певицей, он выступал с концертами на израильских подмостках.

Их концерты пользовались большим успехом. Дело в том, что зрители не только знали Файвиша Львовича, но и помнили памятью сердца замечательную певицу Берту Аронес, блиставшую на сцене в тридцатых-сороковых годах, до ареста мужа. Свою музыкальную деятельность Берта Аронес начала в Ленинградской капелле под управлением Мильнера. А потом, выйдя замуж, переехала из Ленинграда в Биробиджан. Она была певицей и актрисой в Биробиджанском еврейском театре, много выступала с песнями по радио. Во время войны неоднократно выезжала с шефскими концертами на фронт. В ее репертуаре были еврейские, русские и белорусские песни, пользующиеся в ее исполнении заслуженным успехом у публики. И это лишний раз подтверждалось и в Израиле, когда она выступала совместно с мужем в разных городах нашей страны.

В Израиле их творческий и жизненный путь подошел к своему логическому завершению. Незадолго до смерти Файвиш Львович выпустил в свет на языке идиш книгу лагерных стихов, написал историю Биробиджанского театра, рукопись которой хранится в Тель-Авивском университете. Его не стало 27 августа 1982 года, когда ему исполнилось 89 лет. Сколько из них - артистических? Думается, все. Ибо артисты рождаются и умирают на подмостках. То же можно сказать и о его жене Берте Аронес, прожившей, как и он, очень долго и трудно на сцене театра жизни. Может быть, и тот мир - театр, а души людские в нем - актеры.