ИЗРАИЛЬ: РЕВОЛЮЦИЯ ОТМЕНЯЕТСЯ

На вопросы журналиста «Еврейских новостей» отвечает известный израильский политолог Зеэв Ханин

- Перед началом процесса размежевания с палестинцами политический накал в израильском обществе достиг небывалого уровня. Словосочетание «предчувствие гражданской войны» звучало постоянно, и все же, слава   Б-гу , война не началась, и процесс размежевания завершился. Не торопились ли аналитики со столь категорическими оценками происходящего?

- На мой взгляд, гражданская война в Израиле случилась - просто не в том виде, в котором ее привыкли представлять. И вообще, все войны XXI века происходят не в том виде, в каком их привычно ожидают. Сегодня стало общим местом говорить о том, что идет Третья мировая война, просто она идет не так, как ее прогнозировали, и не между теми, кто, как казалось, должен был сойтись в схватке. Война с терроризмом - не термоядерная война, но от этого ее последствия не менее ужасны.

То же касается и гражданских войн. В Израиле произошел глубочайший общественный конфликт, соотносимый по интенсивности с гражданской войной. События, связанные с размежеванием, были намного серьезнее, нежели еще один внутриполитический конфликт, которые перманентно имеют место в Израиле. Эта гражданская война была, по счастью, бескровной, но потери были, и потери тяжелые. В частности, потеря общественного доверия к властным структурам. Например, менее четверти израильтян доверяют Кнессету, правительству, суду. Такое может происходить в результате гражданской войны. Небывалое количество людей обращается за помощью к психологам - чем не результат гражданской войны...

Налицо не только политический кризис, это кризис идейный, кризис моральный, сопоставимый с процессами, которые происходят в самых глубоких общественно-политических расколах. Раньше такой кризис с полным основанием назвали бы гражданской войной. Но в нашем постмодернистском мире для того, чтобы это реализовалось, совершенно необязательно стрелять.

- Могла ли в Израиле произойти «цветная революция»?

- Во всех странах, где происходили «цветные революции», в «цветных движениях» присутствовали два непременных фактора: во-первых, наличие политического авангарда, во-вторых, общественное сочувствие. В Израиле было свое «цветное движение», условно называемое «оранжевый поток», присутствовали и два названных условия. Порядка тридцати процентов населения было против размежевания и порядка сорока процентов, возможно, согласились бы на уход из Газы, но были не просто против того, как это осуществляется, а считали, что происходит это вне рамок общественного согласия.

Процесс размежевания осуществлялся силовыми методами, и те, кто проводил в жизнь этот процесс, не получили мандата от общества. Премьер не пошел на общенациональный референдум, и все разговоры о том, что решение о размежевании было принято в Кнессете демократическим путем, верны только наполовину. Главе правительства удалось мобилизовать парламентское большинство, но оно было мобилизовано благодаря бюджетным вливаниям, персональному регулированию интересов, иногда личному давлению... Короче говоря, большинство, которое удалось сорганизовать в Кнессете, не соответствовало расстановке сил в обществе. В подобных условиях нормы либеральной демократии требуют идти на выборы, обратиться к народу.

Правительство на это не пошло и продолжало действовать в режиме чрезвычайного положения. Правда, получив абсолютную поддержку истеблишмента: левого лагеря, прессы, судебной системы, основных общественных элит.

В свою очередь правый лагерь оказался расколот, и именно из-за этого не оказалось третьего фактора, который непременно присутствовал во всех удавшихся «цветных революциях», а именно - наличия внутри истеблишмента оппозиционной фракции, готовой возглавить общественное недовольство и перевести его на язык позитивных действий.

Того, что существуют группы молодежи и не только, которые готовы стоять на перекрестках или выходить на площадь, и есть люди, готовые этому сочувствовать, - недостаточно для успешной «цветной революции». Должна быть инфраструктура и должны быть лидеры. А лидеров как раз не оказалось. Те политики, которые могли прийти с правого фланга, оказались не готовы сломать сложившиеся правила политической игры. Они предпочли аппаратные игры общественной борьбе.

Соответственно, если в Украине или в Грузии общественное сопротивление шло по нарастающей, то в Израиле рост сменился падением, разочарованием, прострацией.

- Можно ли, исходя из этого, говорить о слабости гражданского общества в Израиле?

- С одной стороны, гражданские институты еврейского государства, может быть, сильнее, чем в Грузии или Сербии, а с другой стороны, когда дело доходит до дела, - а Делом в Израиле считается арабо-израильский конфликт, - гражданское общество мгновенно расползается по двум сторонам. И поскольку уход из Газы был решен в терминах арабо-израильского конфликта, гражданское общество растеклось между правыми и левыми. Вместо того чтобы заниматься теми вопросами, которые, собственно, и должны стоять перед гражданским обществом, - защитой гражданских, человеческих и социальных прав, - оно занималось вопросом о том, кто прав и кто виноват в арабо-израильском конфликте.

Гражданское общество в Израиле при всей внешней силе продемонстрировало свою фундаментальную слабость. Возьмем известных правозащитников. Когда одного из лидеров партии МЕРЕЦ Йоси Сарида спросили, каково его отношение к тому, что нарушаются гражданские права поселенцев, он ответил: «А где они были, когда мы боролись за права арабов?» Какая, спрашивается, связь? С точки зрения классического правозащитника, не должно быть никакой. С точки зрения политика, - прямая: они не наши, они по ту сторону водораздела.

В этом, я думаю, причина того, что «оранжевое движение» воспринималось как движение секторальное, отвечающее интересам определенного политического лагеря, и при всем общественном сочувствии к «оранжевым» политические соображения в обществе оказались выше соображений морально-общественного плана.

- И все же ряд крупных политиков, хотя и не возглавили процессы общественного недовольства, явно встали в оппозицию власти...

- Треугольник «партия власти - оппозиция - гражданское общество» оказался сломан.

Партийная оппозиция сделалась придатком коалиции. А реальная оппозиция переместилась из межпартийной во внутрипартийную сферу. То есть правая оппозиция оказалась внутри правящей партии «Ликуд», а левая - внутри «Аводы». И разговор между «партией власти» и оппозицией - это уже разговор между товарищами по партии, а тут уже работает иной механизм.

- Но ведь существуют и иные правые партии, помимо «Ликуда». Та же «Наш дом - Израиль», возглавляемая Авигдором Либерманом. Разве они не могли занять роль действенной оппозиции, возглавить общественное движение?

- Во-первых, у них не было политической силы, чтобы противостоять тем мощным «зубрам», которые находились в центре политического спектра. Во-вторых, никто из них не решился позиционировать себя в качестве глав общественного сопротивления. Они видят себя частью истеблишмента и по большому счету готовы играть по существующим правилам парламентской политической игры.

- Как процесс размежевания отразился на «русской улице» Израиля?

- «Русская улица» распалась примерно по тем же линиям, что и все израильское общество, с той лишь разницей, что доля противников размежевания «на ней» оказалась несколько выше, чем в обществе в целом. В этом смысле мы можем говорить, что русскоязычные израильтяне вполне интегрировались в израильское общество.

Вместе с тем размежевание, которое, безусловно, является прологом к будущим выборам и новой перестановке политических сил в стране, подхлестнуло те процессы, которые вот уже несколько лет идут на «русской улице» Израиля: процессы, связанные с возрождением русских партий.

После выборов 2003 года некоторым наблюдателям казалось, что «русская» тема ушла с политической арены, другие советовали не торопиться с выводами. Сегодня очевидно, что вторые были правы.

Есть группа политиков, которые позиционируют себя сегодня как лидеры «русской» общины. Один из них как раз Авигдор Либерман. Он вышел со своей партией «Наш дом - Израиль» из блока «Национальное единство», рассчитывая на будущих выборах собрать урожай русскоязычных голосов на правом фланге политического спектра. Он готов увеличить парламентское присутствие своей партии именно благодаря тому, что значительная часть русской улицы выступила против размежевания.

В левом центре образуется новая политическая энергия, которая будет связана с появлением новых политических движений. Одно из них, вероятно, попытается создать бывший глава Бюро по связям с евреями Восточной Европы «Натив» Яаков Кедми. При грамотной политике это движение сможет унаследовать русскоязычные голоса «Шинуя». Но у него будет довольно много конкурентов, в частности, Роман Бронфман пытается восстановить левую «русскую» партию «Демократический выбор».

Идеологическая подготовка размежевания включала в себя и удар по общественным слоям, которые идентифицируются, как противники размежевания, - в том числе и в русскоязычной общине, - в результате чего раскол между «русской улицей» и истеблишментом углубился.

Поэтому одним из последствий размежевания, очевидно, станет рост поддержки общинных «русских партий» и движений, причем, скорее, правых, нежели левых.

Можно ожидать, что одна-две «русские партии» пройдут электоральный барьер, но на русскоязычном политическом рынке останется четыре-пять политических движений, которые будут обращаться либо к русскоязычной общине в целом, либо к определенным ее слоям: правым или левым, религиозным или нерелигиозным, состоятельным или бедным, евреям или неевреям.