СКАЖИ МНЕ, ВЕТКА ПАЛЕСТИНЫ

ЮРИЙ КАПЛАН

В издательстве «ЮГ» из печати вышел поэтический сборник «Купина неопалимых роз». Озаглавленная известной строкой из знаменитого стихотворения Марины Цветаевой «Евреям», своеобразная мини-антология, собравшая стихи русских поэтов ХХ века, посвященных судьбе еврейского народа.

Собрал антологию поэт Юрий Каплан, составитель и издатель широко известных у нас в стране и за рубежом поэтических антологий «Эхо Бабьего Яра» (1991, 2001), «На кресте голодомора» (1993), «Пропуск в зону. Чернобыль» (1996), «Киевская Русь» (2002, Мюнхен), «Киев. Русская поэзия. ХХ век (2003, 2004).

Предлагаем вниманию читателей вступительную статью Юрия Каплана и несколько стихотворений из сборника «Купина неопалимых роз».

Эта легендарная лермонтовская ветвь проросла сквозь все девятнадцатое столетие и дала мощные побеги. Интересно, что она не была плодом романтического воображения поэта.

Приятель Лермонтова А.Н.Муравьев, много путешествовавший «по святым местам», привез оттуда «пальмовую, искусно сплетенную ветку». Увидев ее, Михаил Юрьевич «по внезапному вдохновению» написал стихотворение на том же листке, где набросал записку хозяину дома.

Муравьев рассказал об этом в своих воспоминаниях «Знакомство с русскими поэтами», изданными, кстати, тоже в Киеве в 1871 году.

Уже в этом ставшем хрестоматийным стихотворении (оно входило в учебные программы, мой дед Израиль Каплан знал его наизусть с гимназических лет) явственно слышна нота сочувствия еврейскому народу:

Молитву ль тихую читали,
Иль пели песни старины,
Когда листы твои сплетали
Солима (т.е. Иерусалима)
бедные сыны?..

Этот мотив все отчетливее зазвучал во второй половине столетия, когда русская муза под влиянием народнических идей все чаще обращает свой взор к судьбам «униженных и оскорбленных».

Символично, что именно в это время начинают прорываться в печать стихи русских поэтов еврейского происхождения. Среди более молодого поколения этой поэтической когорты мы встречаем такие знакомые имена, как Владимир (Зеев) Жаботинский и дочь выдающегося еврейского историка София Дубнова-Эрлих.

Традиции поэтической публицистики, гневно клеймящей духовных наследников черносотенцев и погромщиков, осуждающей любые проявления антисемитизма не прерывались даже в послереволюционное время вплоть до начала тридцатых годов (см. стихи Демьяна Бедного и Владимира Маяковского в упомянутом издании).

В годы Второй мировой войны с особой страстностью зазвучали голоса многих известных поэтов, ставших невольными свидетелями страшных преступлений фашизма, Катастрофы еврейского народа.

В этом блестящем созвездии имен должное место занимает Мать Мария, хотелось бы отметить героическую судьбу этой женщины, погибшей в застенках гестапо.

Не менее звездным выглядит возглавляемый первым русским Нобелевским лауреатом Иваном Буниным список поэтов, чьи строки вдохновлялись неисчерпаемой духовной энергетикой Книги Книг, мощными образами ветхозаветных пророков, горькой печалью раздумий Экклезиаста, глубочайшей мудростью Давидовых Псалмов, страстной любовной лирикой Песни Песней. Выделим в этом поэтическом пласте пророческое, озаглавленное как апостольское послание, стихотворение 23-летней Марины Цветаевой «Евреям» и стихи нашего современника и земляка Бориса Чичибабина:

Кем бы мы были, когда   б  не евреи, - 
Страшно подумать.

Чичибабинские «Земля Израиль» и «Когда мы были в Яд-Вашеме!» по праву открывают наш своеобразный «парад поэтов», а строка цветаевского стихотворения вынесена в заголовок книги.

Не хотелось бы оставить без внимания еще одну грань «магического кристалла» поэзии настоящего сборника. Стихи, вдохновленные любовью к израильской земле, к ее легендарной истории, ее великому настоящему.

Есть и в этом разделе своя изюминка - это строки дочери сельского православного учителя из Рязани Елизаветы Ивановны Быховской. В разоренной гражданской войной и разрухой Москве она упорно изучает идиш и иврит, принимает иудейскую веру и в 1921 году эмигрирует в Палестину, став заметной фигурой в ивритской литературе под псевдонимом Э.Лишева. Ее русские стихи поражают своей глубиной и искренностью:

И когда умру я, скажут:
Вот она была чужая -
И покинула отчизну,
Возлюбив народ Иуды.
Дар любви пред Богом равен...

Таких поэтических признаний в любви немало на страницах этого сборника. При этом составители никоим образом не претендуют на всеобъемлющую полноту. Это было бы невозможно в сложившихся условиях, учитывая дефицит времени и предполагаемый объем книги. Наша задача была более скромной: представить под одной обложкой наряду с произведениями, хорошо знакомыми любителям поэзии, ряд менее известных и незаслуженно забытых страниц русской лирики ХХ века, посвященных судьбе еврейского народа, трагическим и светлым мгновениям его многовековой истории. Надеемся, что читатели с пониманием отнесутся к нашей работе.

Это было весной. За Восточной стеной
Был горячий и радостный зной.
Зеленела трава. На припеке во рву
Мак кропил огоньками траву.
И сказал проводник: «Господин! Я еврей
И, быть может, потомок царей.
Погляди на цветы по сионским стенам:
Это все, что осталось нам».


Я спросил: «На цветы?» И услышал в ответ:
«Господин! Это праотцев след,
Кровь погибших в боях. Каждый год
как весна,
Красным маком восходит она».


В полдень был я на кровле. Кругом,
подо мной,
Тоже кровлей, - единой, сплошной,
Желто-розовой, точно песок, - возлежал
Древний город и зноем дышал.


Одинокая пальма вставала над ним
На холме опахалом своим,
И мелькали, сверлили стрижи тишину,
И далеко я видел страну.


Морем серых холмов расстилалась она
В дымке сизого мглистого сна,
И я видел гористый Моав, а внизу -
Ленту Мертвой воды, бирюзу.


«От Галгала до Газы, сказал проводник,
Край отцов ныне беден и дик.
Иудея в гробах. Бог раскинул по ней
Семя пепельно-серых камней.


Враг разрушил Сион. Город тлел
и сгорал -
И пророк Иеремия собрал
Теплый прах, прах золы, в погасавшем огне
И рассеял его по стране:


Да родит край отцов только камень и мак!
Да исчахнет в нем всяческий злак!
Да пребудет он гол, иссушен, нелюдим -
До прихода Реченного Им!»
1907

Тропою концентрационной,
Где ночь бессонна, как тюрьма,
Трубою канализационной,
Среди помоев и дерьма,


По всем немецким и советским,
И польским, и иным путям,
По всем печам, по всем мертвецким,
По всем страстям, по всем смертям, -


Я шел. И грозен и духовен,
Впервые Бог открылся мне,
Пылая пламенем газовен
В неопалимой купине.
1967

Здесь когда-то трудились, плакали,
Разрывали путы тоски.
На прилавке промозглом звякали
Запотевшие медяки.


Над страдой, нищетою, плесенью
Рос огонь субботней свечи.
Бунт упрямою бился песнею
О щербатые кирпичи.
И задохлось гетто, сгорая,
В клубах дыма, в разрывах мин,
С бормотаньем: Слушай, Израиль!
С гневным возгласом: Слушай, мир!


Вот и все. А мы и не знали
Под туманом чужих дорог,
Что в горячем пепле развалин
Наших душ остался клочок.


Там, где братья предсмертным кличем
Исчерпали судьбу до дна,
Для себя избравши величье
И бессилье оставив нам.
Нью-Йорк, 1945

Кто не топтал тебя - и кто не плавил,
О купина неопалимых роз!
Единое, что на земле оставил
Незыблемого по себе Христос:


Израиль! Приближается второе
Владычество твое. За все гроши
Вы кровью заплатили нам: Герои!
Предатели! - Пророки! - Торгаши!


В любом из вас, - хоть в том,
что при огарке
Считает золотые в узелке -
Христос слышнее говорит, чем в Марке,
Матфее, Иоанне и Луке.


По всей земле - от края и до края -
Распятие и снятие с креста
С последним из сынов твоих, Израиль,
Воистину мы погребем Христа!
13 октября 1916

Два треугольника - звезда,
Щит праотца, отца Давида,
Избрание - а не обида,
Великий дар - а не беда.


Израиль, ты опять гоним, -
Но что людская воля злая,
Когда тебе в грозе Синая
Вновь отвечает Элогим!


Пускай же те, на ком печать,
Печать звезды шестиугольной,
Научатся душою вольной
На знак неволи отвечать.
Париж, 1942

Мои глаза темны от вашей скорби,
И волосы, как черный дым пожарищ,
Курчавятся над черепной коробкой.
А по ночам, когда зрачки бессильны,
В моих ушах, как в бомбовых воронках,
Стоят озера ваших слез.
1958