КАМИЛЬ ПИССАРРО — ХУДОЖНИК, ПИСАВШИЙ СВЕТЯЩИЙСЯ ВОЗДУХ

Ярый антисемит Люсьен Ребате в книге «Обвал» (Decombres, 1942) пишет, что «запретил бы всех еврейских художников, кроме Писсарро». Дело в том, что для искусствоведов ультраправого толка, таких как Ребате или Моклер, парижская школа была искусством «метеков», иначе говоря, «сброда без рода», которому-де чужд «французский дух». И климат под оккупацией во Франции был таков, что породил средневековый декрет, запрещающий «интеллектуальные профессии для евреев». Но даже отъявленные коллаборационисты и антисемиты преклонялись перед великим «художником, который живописал воздух».

«Я никогда не сомневался, что было основой пути, которым мы инстинктивно шли. Изображение воздуха», — писал Камиль Писсарро, один из столпов тотально нового направления в живописи, чье имя — импрессионизм.

Когда в 1874 году на Парижском салоне отверженных (молодых художников, отвергнутых официальным Салоном) Клод Моне представил картину «Восход солнца» (1872), кто-то сказал: «Да разве это картина? Просто впечатление, чистое наблюдение...» Одна из газет подхватила словцо «впечатление» — impression. Так родился термин и само направление, и искусство отказалось от «рассказанности» во имя «прекрасного мгновенья». Предваряя беспредметную живопись, импрессионисты заменили мысль инстинктом,   а  рассказ — показом. Умение «видеть, чувствовать, выражать» (по выражению братьев Гонкур) воплотилось в полной мере в полотнах родоначальника «светописи» — Камиля Писсарро.

Пионер импрессионизма Камиль (Жакоб-Абрахам) Писсарро родился в 1830 году в портовом городе Шарлотта-Амелия на антильском острове Сен-Тома, принадлежавшем Дании, в семье сефарда из Бордо и креолки. Отец, Абрахам Писсарро, был владельцем скобяной лавки. Но сын не захотел наследовать семейное предприятие — он стал рисовать.

В 1852 году вместе со своим другом-пейзажистом Писсарро «удирает» (по его выражению) в Каракас писать этюды. Его решение посвятить себя живописи было непреклонно, и отец сдался — отправил сына учиться в Парижскую школу изящных искусств (1855-61 гг.). Но академическая трехмерность, верное следование натуре с самого начала были не для Писсарро.

Позволю себе маленькое отступление.

Как-то художник Оскар Рабин купил избу в деревне под Вологдой и отправился туда летом на этюды с большой компанией художников. За ними увязался Витя-монтер из домоуправления.

Каждое утро, взяв этюдники и мольберты, отправлялись художники на пленэр. Посмотрел на них Витя и говорит: « А  я что, хуже? Я тоже буду картины рисовать!»

Дали этюдник и ему.

Нарисовал Витя пейзаж: небо, солнце, трава. Все как положено. Показал картину художнице Надежде Эльской.

— Ну что ты, Витя, нарисовал такое? — говорит художница. — У тебя солнце желтое, небо голубое, трава зеленая. Разве так рисуют? Ну вот погляди: солнце-то на самом деле и алое, и желтое, и даже фиолетовое,  а  небо — в сумерки оно синее, в облачный день — серое, на закате сияет возле деревьев золотом и янтарем.  А  трава — ведь она и лиловая, и голубая, и красные искры в ней проскакивают! Как у Писсарро.

— Это кто ж такой?!

— Великий импрессионист. Вот у кого тебе надо учиться писать картины!

Призадумался Витек. В затылке почесал.

— Все ты, — говорит, — врешь, Надька. Небо голубое. Солнце золотое.  А  трава — зеленая!

Эта история в миниатюре отражает всю гамму противоречий между принципами академизма и «революционной живописью», заставившей человека по-новому увидеть мир.

Художественную революцию породила революция технологическая. В 1841 году в Лондоне был изобретен свинцовый тюбик, откуда выдавливалась масляная краска. «Без красок в тюбиках не было бы ни Сезанна, ни Моне, ни Сислея, ни Писсарро — ни одного из тех, кого журналисты потом окрестили импрессионистами», — писал Огюст Ренуар.