|
Страница 122 из 134
ВЫЖИВАНИЕ И ТО, ЧТО ЗА НИМ
В то время как о Берковице можно сказать, что он служит примером как лучшего, так и худшего образа мыслей в отношении жизни евреев после Холокоста, необходимо также коротко упомянуть о других многочисленных участниках общего дела. Эмиль Фэкенхейм считает, что внимание должно быть сосредоточено не на какой-либо традиционной теологической теории или теодицее (согласование идеи всемогущего и благого Бога с наличием мирового зла), но на выработке ответа, который могли бы дать евреи. Не нужно тратить время на попытки выручить репутацию Бога, вместо того чтобы сосредоточиться на своих обязанностях. В дополнение к 613 заповедям Торы теперь появилась 614 мицва. Из Освенцима, говорит он, доносится властный голос, обязывающий выжить и этим не дать Гитлеру победить посмертно. Евреям «запрещается отчаиваться в Боге и тем более позволить иудаизму погибнуть». Он тоже верит, что «Бог-Спаситель прошлого по-прежнему спасает» и сосредоточивает Свои надежды на продолжении существования народа Израилева и на Израиле. В своих более поздних трудах Фэкенхейм предполагает, что Бог ка- ким-то образом присутствует в этом мире и что люди должны проницать Его волю, с тем чтобы исправить мир. Его мысль сконцентрирована на идее, что разлад в мире начался с момента его сотворения, что духовный и материальный мир расстались друг с другом. Когда евреи выполнят свои обязательства, они возродят мир и приведут его к тому, что замыслил Бог.
Представляя новое поколение американских раввинов, Юджин Боровиц также пытается дать представление о широте договора тем, кто жаждет веры, которая могла бы иметь какое-то значение после смертоносного огня Холокоста. Его труд отражает понимание им сложности отношений Израиля с его палестинскими соседями через попытку объяснить, что такое «возобновить Завет». Ирвинг Гринберг призывает продолжать верить в Бога Израиля, но на новых условиях, в соответствии с которыми договор должен быть добровольным. Игнац Мэйбаум пытается идти дальше Фэкенхейма в постижении апокалиптического голоса Бога из Освенцима, утверждая, что государство Израиль не только гарантирует евреям выживание, но также определяет цель существования евреев. Однако в эту глубокую веру в прогресс внедрена жуткая концепция, что Холокост понадобился, чтобы ввести восточноевропейское еврейство в современный мир.
С точки зрения попытки понять усилия евреев примириться с Холокостом в мыслях и переживаниях писатели, в отличие от теологов, могут предложить многое. Только в последнее десятилетие многие из переживших Холокост начали рассказывать о своем опыте, отвечая своим внукам третьего поколения. Тот факт, что они в состоянии это сделать, во многом заслуга психотерапевтов. Большое значение имеет также «логотерапия», как называется третья широко известная Венская школа психоанализа, получившая развитие благодаря Виктору Франклу. Его рассказ о том, как он обрел смысл жизни именно в Освенциме и Дахау, где мучители делали все возможное, чтобы лишить жизнь евреев вообще всякого смысла и ценности, пробуждает самые сильные эмоции.
Если попытка охарактеризовать в нескольких строках книги содержание и смысл теологических и психологических теорий Холокоста вызывает большие затруднения, то поистине нечеловеческих усилий требует задача уловить мысль романиста. Тем не менее можно было бы утверждать, что, когда вера перестает быть всецело вопросом разумной реакции, писатель-романист — именно тот, кто может здесь помочь. Среди тех, кто пытался это сделать, главенствующую роль играет Эли Визе ль. В серии романов, изданных сначала на французском, а затем на английском языке, Визель говорит от лица миллионов зверски уничтоженных евреев, а также тех, кто выжил и молчит. Он также изображает трагедию евреев, как парадигму универсального человеческого опыта. Используя библейские и хасидские предания (сам он имеет венгерские корни), Визель строит свои романы на четырех взаимо- переплетающихся темах: свидетельстве, молчании, смехе и диалоге. Моменты теологии введены в его рассказы, но это не навязывает повествованию ка- кой-либо выстроенной системы. Теология скорее придает ему большую напряженность и, таким образом, делает возможным для людей высказываться более честно о своем опыте Холокоста и его воздействии на их веру.
В одном из эссе о вере Визель упоминает об уверенности во времена своего детства в том, что мир доступен для понимания с точки зрения чудесного вмешательства Бога в человеческие дела. Он тогда перечитывал тринадцать принципов Маймонида, в том числе последний, который утверждает веру в пришествие Мессии, «даже если тот медлит». Но, говорит Визель, бездонная пропасть отделяет его от того ребенка, каким он был когда-то. Последний праздник, который он отмечал дома, перед тем как ему пришлось пройти через испытания Освенцима, был Пэсах. Но, спрашивает он, как после Освенцима можно перечитывать историю Пэсах? Как праздновать Пурим, где Бог вмешивается, чтобы отвести от еврейского народа злодейский замысел? Иудаизм пронизан представлениями о святой истории, где пленению в смысле наказания предлагаются ясные и четкие объяснения, где Бог слышит молитвы о спасении путников.
В эпоху, когда традиционная теология подвергается постоянным нападкам по многим другим причинам, помимо Холокоста, неудивительно, что некоторые считают более уместным задавать вопросы, чем предлагать ответы. Безусловно, сейчас не существует удовлетворительной системы для объяснений. Но писатели, о которых шла речь в этой главе, стремились найти те аспекты традиции, которые, как им кажется, могли бы поддержать их и их ближних, евреев, в этот скептичный и плюралистический век. Хаим Бермант, судя по всему, негодует на веру «всадников на рассвете». В «The Jewish Chronicle» от 31 декабря 1993 г. он пишет: «Должно быть, хорошо быть Богом, ибо ортодоксы предоставляют Ему блага своей убежденности, а либералы — благо своих сомнений».
Необходимо, однако, сказать, что как те, у кого есть убежденность, так и те, у кого есть сомнения, продолжают бороться, чтобы найти ответ, который одновременно был бы честным и не дал бы вере угаснуть.
|
РЕЛИГИИ МИРА. ИУДАИЗМ
