|
Страница 139 из 149
Иврит был не просто связующей силой. Он спас Израиль от языковой проблемы, которая стала проклятием стольких наций, особенно новых. Это было большой удачей, так как у Израиля хватало и других проблем. Тот факт, что в конце 1942 г. в Варшавском гетто между еврейскими политическими партиями могли идти резкие дискуссии по поводу того, как организовать сопротивление нацистам, дает некоторое представление о глубине идеологических разногласий, которые (вместе с другими) были присущи и Израилю. Основная линия раздела проходила между лейбористской партией (иногда называемой МА- ПАЙ) с ее профсоюзным крылом Гистадрут и военной организацией Хагана - с одной стороны и ревизионистами, которые в своих инкарнациях назывались Херут, Гахал и, наконец, Ликуд; отношения были дополнительно отравлены, как мы рассказывали выше, убийством Арлозорова в 1933 г. и его последствиями. Они стали еще хуже в результате ужасной истории, которая произошла во время Войны за независимость. Бен-Гурион постоянно опасался, что Бегин, который отвергал границы раздела, установленные ООН, будет сражаться за их расширение, если Иргуну позволить действовать как самостоятельной силе. Бегин согласился влить Иргун в национальную армию 1 июня 1948 г., но продолжал пользоваться независимыми поставками оружия. Когда во время первого прекращения огня к побережью неподалеку от ТельАвива прибыло судно «Альталена» с партией оружия для Иргуна, правительство запретило Иргуну получать его. Бен-Гурион заявил кабинету министров: «Не должно быть двух государств и не должно быть двух армий… Мы должны решить, передать власть Бегину или приказать ему прекратить свою сепаратистскую деятельность. Если он не сдастся, мы откроем огонь». Правительство приказало министру обороны обеспечить соблюдение закона. На берегу начался бой, и Бегину пришлось прорываться на борт судна, чтобы взять оружие. Игал Алон, главнокомандующий Пальмах, регулярными частями Хаганы, и его заместитель Ицхак Рабин, руководивший операцией из отеля Ритц, решили обстрелять судно из орудий и потопить его. Бегину пришлось плыть на берег, 14 человек Иргуна были убиты, и организация на этом практически прекратила существование. Бегин называл лейбористскую коалицию «правительством преступников, тиранов, предателей и братоубийц». Бен-Гурион просто назвал Бегина Гитлером.
Впоследствии лейбористская партия и ее союзники правили Израилем до 1977 г. Вместе с киббуцами, Гистадрутом, Хаганой и доминирующим положением в Еврейском агентстве они начали формировать местную правящую верхушку еще во времена мандата. После провозглашения независимости они продолжали это формирование, контролируя вооруженные силы, государственную службу и через авуары Гистадрута промышленность Израиля. Израиль во времена мандата унаследовал многие английские политические, конституционные и юридические институты. Но в одном отношении он радикально отличался от Англии, позаимствовав у социалистических партий Восточной Европы принцип, в соответствии с которым партия становится государством. В этом отношении он больше походил на Советский Союз. Различие между профессиональными политиками и профессиональными госслужащими, столь характерное для британской парламентской демократии, в Израиле практически отсутствовало. Алон отошел от командования Пальмах, чтобы стать министром и вице-премьером. Рабин стал начальником Генштаба и позднее Премьер-министром. Двое других военачальников, Хаим Бар-Лев и Давид Элазар, также прошли через лейбористское движение. Моше Даян, самый прославленный из военачальников, вышел из Зеирим, молодежного движения МАПАЙ, так же, как и Шимон Перес, который при Бен-Гурионе возглавлял аппарат Министерства обороны, а со временем сам стал премьером. Человек мог последовательно быть депутатом кнессета, генералом, министром, послом и руководителем государственного радио. Израиль был партийным государством, но никогда не был однопартийным. Важнейшие мнения совсем необязательно принимались в кабинете министров. Назначения на государственные должности основывались, как правило, на принадлежности к партии, добившейся того или иного успеха на выборах. Каждая партия сама решала, кто чего заслужил и кого выдвигать в министерства, которые она контролирует. Лейбористское движение в целом формировало сельскохозяйственно-промышленный комплекс, охватывало значительную часть военной промышленности, жилья, страхования жизни, распределения. Оно играло, благодаря своим механизмам, решающую роль в вопросах, которые обычно относятся к компетенции правительства: трудовые соглашения, образование, здравоохранение и иммиграция. В значительной степени это коренилось в том, каким образом происходило заселение земель во времена мандата. Для структуры Израиля после провозглашения независимости были характерны некоторые слабые стороны типичной бывшей колонии Третьего мира, возникшей как независимый режим в результате движения сопротивления, националистического движения и даже терроризма.
Многопартийная структура способствовала сохранению демократии. Однако сами партии находились в постоянном процессе взаимопроникновения, раскола, перегруппировки, переименования, образования коалиций. Между 1947 и 1977 гг. лейбористская партия МАПАЙ никогда не получала менее 32,5% голосов, но не получала и более 40%. В результате наблюдалась значительная нестабильность, несмотря на общее преобладание лейбористского движения, с трудными переговорами о создании коалиций после каждых выборов, а то и между выборами. Бен-Гурион был премьером с 1948 по 1963 г., за исключением краткого периода 1953-55 гг., когда он уступил место Моше Шарету. Многие из произведенных им назначений и снятий с должности (генералов, например) носили достаточно произвольный характер и объяснялись реакцией на внутриполитические маневры. Его давняя вендетта Пинхасу Лавону, министру обороны, на которого Бен-Гурион возложил ответственность за провал разведки в Египте, была спровоцирована как внутрипартийными, так и общественными факторами. Партии были одновременно и выразителями интересов, и носителями определенной идеологии. Соответствующим образом шел и отбор в них, особенно среди иммигрантов. Это восходило еще к временам между двумя войнами, когда устройство на поселение было в значительной степени в ведении партии. В начале 1930-х годов существовало межпартийное соглашение о разделе дефицитной земли. После провозглашения независимости земли стало достаточно для всех, кто хотел бы заняться сельским хозяйством, поэтому партийные чиновники ездили по лагерям переселенцев с целью отбора желающих. Существовало неофициальное размежевание по религиозно-этническому принципу. Например, выходцы из Румынии, Болгарии и Югославии тяготели к светским партиям (в основном МАПАЙ), североафриканцы - к религиозной группе Мицрахи, которая входила в коалицию. Благодаря ловкости йеменской агентуры МАПАЙ эта партия практически монополизировала иммигрантов из Йемена, хотя после протестов Мицрахи ее доля была ограничена на уровне 60-65%. МАПАЙ и Мицрахи заключили также соглашение о разделе 100 000 иммигрантов из Марокко; при этом МАПАЙ брала на себя организацию эмиграции из Южного Атласа, Мицрахи - из Северного. В 1955 г. недовольство выходцев из Марокко тем, что их рассматривают как собственность и объект для оболванивания, привело к разрыву этого соглашения.
Вейцман ненавидел эту сторону политики сионизма. Когда государство образовалось, он стал его первым президентом, но проиграл бой за то, чтобы президентское правление было организовано на американский манер. В итоге он не смог стать знаменем антипартийных настроений в обществе и государстве. Это было суждено сделать Бен-Гуриону, и, надо отдать ему должное, он попытался бороться с партийной системой. Он всю свою жизнь был профессиональным партийным активистом и до самого конца был ее бойцом. Будучи премьер-министром, он делал все, что мог, чтобы отделить партию от государства, спасти государство от железной хватки партии, а также бороться с партийной машиной лейбористов (которую он прежде всего сам и создал) по вопросам политики, назначений и, не в последнюю очередь, расследования обвинений. Он вырвал аппарат премьер-министра, министерство обороны, армию и школы из рук партии. Но ему не удалось сделать то же самое с системой здравоохранения, которую Гистадрут сумел сохранить за собой. В конце концов он проникся антипатией к своим товарищам по партии, создал собственную партию (1965), а когда она провалилась, сердито удалился во внутреннюю ссылку в своем киббуце Седе-Бокер.
В отличие от Герцля, Вейцмана и даже Жаботинского, Бен-Гурион считал себя не европейцем, а евреем-средневосточником. Его надеждой были сабра, родившиеся в Израиле потомки первопоселенцев, которые могли бы превратить Израиль из европейской колонии в подлинно азиатское государство, хотя и по-своему уникальное. Он был Моисеем с печальной вестью, который обещает своему народу кровь и слезы, труд и пот. «Это еще не нация - пока», - сказал он в конце своей жизни в 1969 г.
«Пока еще это изгнанный народ, который в пустыне мечтает о довольстве и благополучии. Его нельзя считать нацией, пока не заселены Негев и Галилея, пока миллионы евреев не съедутся в Израиль и не установятся моральные стандарты, необходимые для соблюдения этических принципов в политике и высоких ценностей сионизма. Это сейчас не толпа и не нация. Это - народ, все еще прикованный к своему прошлому в изгнании, спасенный, но пока не состоявшийся».
Тем не менее, лейбористское движение продолжало вдохновляться европейским социализмом. Это была партия городских интеллигентов, для которых киббуцами были их воскресные дачи. Это был культурный средний класс с университетским образованием. К рабочим, особенно к афро-азиатским иммигрантам-сефардам, он поворачивался лицом с ясно различимым снисходительным выражением и терпеливо объяснял, в чем для них заключается благо, - примерно так же, как некогда Роза Люксембург пыталась читать лекции немецким пролетариям. Они были настоящими аристократами нового государства, которых, пожалуй, можно было бы назвать светской катедократией. Постепенно сформировалось даже внешнее различие между правительством и оппозицией. Лейбористские государственные деятели демонстрировали простецкие рубашки с расстегнутым воротом. Ликуд Бегина щеголял в элегантных костюмах и галстуках. Так выглядела разница между социалистической интеллигенцией и инстинктивными популистами.
После ухода со сцены Бен-Гуриона зависимость лейбористского движения от слабеющего притока европейцев стала еще более явной. Напротив, вновь прибывающие с арабских территорий тяготели к оппозиции. Этот процесс начинался еще в период между войнами. Жаботинский всегда стремился привлечь на свою сторону сефардов из Леванта. Он учился наречию ладино и сефардскому произношению слов иврита. Бегин легко вписался в эту традицию. Будучи польским евреем, одним из немногих уцелевших, он имел много общего с евреями, которых жестоко изгоняли с арабских земель. Подобно им, он не чувствовал необходимости извиняться за пребывание в Израиле. Он разделял их ненависть к арабам. Как и они, он ставил еврейские интересы превыше иных соображений - по моральному праву страждущих. Подобно восточным евреям, он считал оскорблением мертвых идею насчет того, что арабы имеют якобы выбор признавать право Израиля на существование или нет. «Право существовать даровано нам Богом наших отцов, - настаивал он, - еще на заре человеческой цивилизации почти 4000 лет тому назад. За это право, освященное кровью многих поколений евреев, мы заплатили цену, равной которой нет в анналах ни одной нации». В противоположность лейбористскому истэблишменту, у него и евреев с востока была общая и очень ценная черта: полное отсутствие чувства вины.
|
ПОПУЛЯРНАЯ ИСТОРИЯ ЕВРЕЕВ
