Страница 76 из 116
Взяв за основу «Непостижимое» Франка, необходимо иметь в виду, что это сочинение составляет фрагментарный элемент философской системы Франка, и за бортом остаются такие перлы философской мысли, как концепция Всеединства, теория общения духов, исторические и эстетические этюды и эссе, включая знаменитую статью в сборнике «Вехи», - другими словами, предлагается лишь то, что способно выразительным способом показать еврейский вклад в русскую философию. Этот последний Франк начинает с утверждения: "Позади всего предметного мира - того, что наше трезвое сознание называет «действительностью», - но и самих его неведомых глубинах - мы чуем непостижимое, как некую реальность, которая, по-видимому, лежит в каком-то совсем ином измерении бытия, чем предметный, логически постижимый, сходный с нашим обычным окружением мир" (1990, с. 192). Франк доказывает, что человеческое существование состоит из того, что человеку известно и его знаний об этом известном, и того, что человеку неизвестно и знаний об этом неизвестном, только человек видит, знает и понимает это неизвестное как неизвестное, - этакое знание о незнании, или, как говорит кардинал Николай Кузанский «ученое незнание», а как иногда говорит Франк, «умудренное неведение».
Это и есть «непостижимость» - наличие особой реальности, которая не всегда эмпирически доказывается, - первое "умопомрачительное" открытие Франка. То, что человеку известно сейчас и может быть известно в дальнейшем - это суть общепризнанное рациональное познание (современные науки, философия, история, психология), но в реальности имеется и то, что не может быть познано рациональным методом в принципе, «непостижимое» ни при каких обстоятельствах. Этим феноменом является индивидуальная человеческая личность. Каждый творец духовных ценностей в русской духовной школе, особенно из высшего разряда обладателей собственных философских систем, непременно должен иметь свое самобытное определение человеческой личности как предмета познания, дефиниция Франка самая оригинальная: "Именно поэтому всякая личность, всякое духовное существо есть некая исконная тайна не только в том смысле, что мы не можем здесь исчерпать конкретный состав личности никаким логическим анализом, никаким комплексом отвлеченных признаков, но и в том смысле, что самый род ее реальности в его общем существе есть некое чудо, превосходящее все наши понятия. На этом основано благоговение перед личностью, сознание, что в ней нам открывается что-то божественное, «образ и подобие Божие». И эта чудесная исконная тайна именно во всей ее непостижимости открыто предстоит нам, непосредственно дана умудренному неведению. Перед лицом этого соотношения неизбежно оказываются несостоятельными все попытки рационально понять духовное бытие и личность - ибо все они суть попытки отрицать в них непостижимое по существу, слепо проходить мимо этого, самого существенного момента, конституирующего именно то, что есть личность" (1990, с. 410-411). Итак, в русскую концепцию человека Франк вводит новую и парадоксальную ситуацию, требующую окультуривания («конституирования») личности, данной в качестве таинственного, чудесного и непостижимого существа. Однако ничего мистического в этом нет: философ оттеняет самое важное свойство личности - ее индивидуальность, для познания которой необходимы особо личностные приемы для каждой самости, что не под силу рациональной методологии. Каждая личность достойна отдельного закона - таково следующее «умопомрачительное» открытие Франка. Поэтому человеческая личность есть тайна за семью печатями для рационального воззрения и рациональных знаний хватает только для фиксации своего незнания.
Неподчинение духовной стихии власти рациональных императивов было известно еще греческим мудрецам - отцам рациональной логики и они же знали об альтернативе - вдохновенном творчестве или откровении. Но только в русской духовной философии усилиями Шестова и Франка к откровению были найдены философские пути и вдохновение в форме «эстетического опыта» приобрело когнитивный статус наряду с владыкой рационализма - разумом. Авторский приоритет русских философов в этой области неоспорим, хотя бы потому, что Франк, как и Шестов, имел в преамбуле своего постижения отвержение «злой воли факта», избавление, как говорил Франк, "… от характера грубой, слепой, внутренне неосмысленной фактичности, с какой нам дано предметное бытие". Подобный гнозис, который передан Шестовым через код Иерусалима, приобретен обоими авторами одинаковым методологическим способом, одновременно, совершенно самостоятельно и независимо (книга Л. Шестова «Афины и Иерусалим» появилась на свет в 1938 году, трактат С. Л. Франка «Непостижимое» - в 1939 (году)), что опосредованно говорит о существовании у них некоей архетипической общности.
Если «архетип» видеть как термин, отражающий по К. Юнгу, коллективное бессознательное, - то есть наличие «предшествующих форм», передающихся по наследству всему коллективу, то именно в таком виде скажется еврейское «предшествующее» как в отрицании Афин у Шестова, так и в утверждении откровения как позитивного познания у Франка. В еврейском стане это «предшествующее» объято в жемчужине еврейской философской мысли - Иегуде Галеви (XII век), который в повести «Кузари» рассказал историю о том, как рабби - представитель еврейства убеждал хазарского царя Кузари в преимуществе иудаизма. Показателен отрывок из повествования И. Галеви: «Сказал рабби: В Греции не было мудрости, греки переняли ее у персов, завоевав их. Персы переняли ее от халдеев. Тогда и появились знаменитые греческие философы, каких в Греции не было ни прежде, ни позднее. После того, как власть перешла к Риму, в Греции больше не появлялись великие философы. Сказал Кузари: Значит ли это, что философия Аристотеля не заслуживает доверия? Сказал рабби: Да. Он был вынужден заставлять работать свой разум и мысль больше, чем требовалось, потому что в его распоряжении не было традиции и знаний, основанных на достоверном источнике… Философов можно оправдать тем, что они не знали ни пророчества, ни Б-жественного света, поэтому они довели до совершенства метод логического доказательства и всей душой ему предались, в этой области нет среди них инакомыслящих. Но в остальном не найти почти ничего, в чем согласились бы двое из них - во всем, что выше природы, и даже в самом познании природы. Если же ты встретишь людей, придерживающихся одинаковых взглядов, то это не следствие самостоятельного изучения и полученных из него выводов, они лишь приняли мнение школы одного философа и его придерживаются. Таковы последователи Пифагора, Эмпедокла, Эпикура, Аристотеля, Платона и других, стоики и перипатетики, принадлежащие к школе Аристотеля».
Замечательно показано И. Галеви тончайшее лезвие бритвы, по которому следует рабби в отрицании эллинской мудрости, как и философии вообще, и на котором не мог удержаться даже такой испытанный творец мысли, как Л. Шестов: Галеви и рабби указывают на недостаточность и несовершенство греческой натурфилософии, но отнюдь не требуют максималистского отвержения Афин и безоговорочного отказа от разума, как Л. Шестов. Древние еврейские мыслители видели в этом вовсе не самоцель, а отправной пункт к утверждению пророческого (генетически еврейского) способа познания, а потому речь об этом ведут на еврейском мыслительном диалекте, используя еврейские доказательства (не всегда свободные от талмудистского абсолютизма, - в частности, по поводу происхождения греческой философии) и еврейскую догматику. Близость к Богу есть наивысшее состояние человека и этим состоянием одарен еврейский пророк - особый психологический тип человека, мышление которого осуществляется соответственно необычно - путем откровения и вдохновения. В «Кузари» сказано: "Близость к Б-гу постигается только через Им заповеданное, а узнать, что Им заповедано, можно только через пророчество, а не логическим путем и не на основании выводов мысли, и нет иной близости, как только через традицию и верность ей… Все, кто идет путями Б-жественного учения, привержены обладающим пророческим видением, и души их находят успокоение. Они с полной верой следуют за пророками, несмотря на то, что слова их просты, а образы говорят больше воображению, чем разуму, но не найти душе того покоя в учении философов, хотя их язык красивее, сочинения логически стройны, а доказательства убедительны, и все же большинство людей за ними не следует, ибо душа чувствует истину, как сказано: «0щутимы слова истины» (1980, с. с. 48, 307, 201, 249). В подобном освещении вклад в русскую философию Льва Шестова можно оценить исключительно как подвиг мысли, а вовсе не как нигилистический выпад против классической философии. В этом же еврейском свете можно увидеть и то, что Франк пошел дальше Шестова, дальше шестовской фетишизации Иерусалима, хотя дистанция у них одна, еврейская, и направлена к вере, - философия Франка, собственно, начинается с этого старта, на котором финишировал шестовский марафон.
Соловьевский абсолют личности Франк передает записью - «все во мне и я - во всем», которую он расчленяет на две концептуальные части: «все во мне» и «я - во всем». Это есть не что иное, как своеобразная вариация издавна известной двойственности человека (homo duplex), ярким примером которой служит дуализм тело-душа. Однако разделение личности потребовалось Франку не для очередной демонстрации сложности человеческого существа, а как бы напротив, - для поисков того, что связывает воедино человеческие противоположности. С полнотой, превосходящей все аналогичные попытки в философии, Франк показал для данного момента несостоятельность высшего закона рационализма - главного уложения гегелевской диалектики об «отрицании отрицания» вкупе с динамическим принципом «или-или». С изяществом подлинного мыслителя Франк выводит очередное «умопомрачительное» открытие: наличие третьей реальности, которое и есть абсолютное непостижимое. Суть открытия Франка состоит в том, что помимо двух крайностей, сочлененных в единую противоположность и доступных средствам рационального познания, имеется некая третья реальность, связывающая эти крайности во единое и непостижимая для рационального метода. Таким образом, библейская метафора «радуги в облаке» приобретает контуры непостижимой третьей реальности или реальности высшего порядка. У Еремея Парнова имеется забавная реплика:
- У истины всегда есть два противоположных обличья.
- Ничто и нечто?
- И то, что связывает их воедино.
Франк заключает эту тему: "В этом смысле непостижимое, очевидно, не есть ни «и-то-и-другое», ни «либо-либо»; оно не есть ни то, ни другое; или, поскольку мы подлинно осмыслили достигнутое теперь нами, мы должны сказать: непостижимое основано на третьем начале - именно на начале «ни-то-ни-другое»… Следовательно, реальность всегда троична или триедина; но третье - самый высокий уровень, синтез - трансрационально, не выразимо никаким понятием или суждением и является, так сказать, самим воплощением непостижимого" (1990, с. 295; выделено мною - Г. Г. ).
Франковское открытие триединой реальности имеет свое значение и в сфере точного знания, ибо во всех позитивных науках наличествует класс особых образований, называемых переходными (промежуточными), и которые именно в силу своей непостижимости пребывают на роли дополнительно-второстепенного знания или случайного компонента движения. А история науки свидетельствует, что высочайший уровень постижения обязан открытию трехчленных систем: в логике (по Гегелю) - тезис-синтез-антитезис; в физиологии для формулы мысли (по Сеченову) - подлежащее-связка-сказуемое; в психологии (по Фрейду) - Я-сверхЯ-Оно; в биологии (по Вернадскому) - косное вещество - биокосное вещество - живое вещество; в геологии (по Мартьянову-Милановскому) - геосинклиналь-метаплатформа-платформа. (Франку не была известна работа польского математика первой половины XIX века И. М. Гоэнэ-Вронского «Закон Творения», где третья реальность, названная «элементом нейтральным», выступает динамическим регулятором во взаимодействии крайних значений. Европейская философия не приняла во внимание постижение Гоэнэ-Вронского).
|