Таким образом, доктрина о верховенстве еврейской религии имеет в себе свернутое положение о «еврейском человеке», предпосланного А. Неером в качестве деятельного производителя черновой работы человечества - «паромщика», исполняющего гуманистическую функцию за всех и вместо всех разновидностей людской популяции. Гуманизм при этом предопределяется чисто по-христиански, как внешняя целеположенная идея и в сочинениях А. Неера отсутствует даже предположение, что гуманизм есть духовное побуждение religare, вышедшее из еврейской подсознательной основы, совместно со слезами и смехом, сплавленное в веру Авраамом и изданное в форме комплексной сентенции Торой. Наибольший эпитет, какой «еврейский человек» заслужил у Неера, - а именно: «деятельный собрат всего человечества», - представляется чисто европейской наградой и в прямом понимании есть мелодия европейского звучания из оперы о человеке как члене человечества, куда закономерно впадает «еврейский человек», теряя всю специфику своего прилагательного. Однако подобные моменты и инновации А. Неера вовсе не свидетельствуют о ноуменальной недостаточности или когнитивной ущербности, а только об особенностях его вольномыслия, который по более широкому кругозору, находясь в поле еврейской эмуны, излагает умозаключения, свойственные не еврейской, а христианской духовности, не еврейской вере religare, а христианской акции пистис совместно с философской верой, и не только мышлению пророческого доверия, но и христианскому рациональному признанию; другими cловами, Андре Неер сигнализирует о некотором промежуточном образовании, обладающим признаками обоих образов веры и обоими типами духовностей, но корнями располагающимися на еврейском берегу, a grosso modo (в широком плане) говорит об особой формации еврейской духовности, не называя ее вслух.

Самый ценный момент в факте наличия особой, помимо коренной, еврейской формации веры и духовности, состоит в ее исторической природе и ее появление есть прямой результат исторической эпохи эмансипации евреев, начало которой официально приурочивается к Великой французской революции. Лев Поляков писал: «Но именно революционной Франции принадлежит честь предложить миру картину полной эмансипации, соответствующей Декларации прав человека, и этому примеру последовало большинство других стран в то время, когда они оказывались под властью наполеоновской Франции. Это дало основания французской революционной идеологии приписать себе все заслуги в деле еврейской эмансипации» (1998, с. 85). Переход от состояния антисемитской вражды к декларации сотрудничества с евреями, что является сутью эмансипации, или, в другом выражении, провозглашение гражданских свобод для евреев, вне всякого сомнения, есть явление духовного порядка, а потому эмансипация евреев составляет существенный компонент христианской духовности. Но оказалось, что в объеме еврейской духовности европейская эмансипация вовсе не является духовным благом и с наибольшей силой это положение раскрыл Макс Нордау, выдающаяся личность в еврейской истории, один из зачинателей европейского сионизма, который в докладе на I сионистском конгрессе (1897г. ) блестяще провел свою основную мысль: «Эмансипация, дарованная евреям европейскими народами, отнюдь не следствие симпатии к ним, а результат победы рационалистических принципов французской революции». Ex professo (со знанием дела) и in optima forma (в наилучшей форме) Нордау изложил: «Эмансипация евреев проистекала не из сознания, что по отношению к определенной расе совершается серьезная несправедливость, что эта раса перенесла ужасные страдания и что пришел, наконец, час исправить эту двухтысячелетнюю несправедливость; нет, это всего лишь вывод геометрически прямолинейного мышления французского рационализма XVIII века… Эмансипация евреев являет собой еще один пример автоматического использования рационалистической системы. Философия Руссо и энциклопедистов привела к провозглашению прав человека. Из провозглашения прав человека строгая логика мужей Великой революции делала вывод относительно эмансипации евреев, и в соответствии с законами логики был построен следующий силлогизм: каждый человек обладает определенными естественными правами; евреи - люди, поэтому евреи обладают естественными правами человека. Так во Франции было провозглашено равноправие евреев - не из братских чувств к евреям, а потому, что того требовала логика» (цитируется по Ш. Авинери, 1983, с. 149). Действительно, евреи не вправе были рассчитывать на Великую французскую революцию в деле получения подлинной эмансипации и правового равенства и запорукой тому служило отношение к еврейскому фактору, заложенное в славноизвестной «Энциклопедии», которая исполняла роль духовной конституции французской революции. Самый знатный из энциклопедистов Поль-Анри Гольбах писал об евреях и их предводителе пророке Моисее, что «он приучил их к самому слепому повиновению; он открыл им волю неба, рассказал им чудесные истории об их предках, научил их странным церемониям, от соблюдения которых зависит благоволение всевышнего; в особенности он внушил им самую ожесточенную ненависть к богам других народов и рекомендовал им самую утонченную ненависть по отношению к тем, которые их почитали; посредством убийств и войн он сделал из них рабов, послушных его воле, готовые потворствовать его страстям и жертвовать собой для удовлетворения его честолюбивых целей; одним словом, он сделал из евреев извергов бешенства и дикости. Внушив им этот разрушительный дух, он указал им на страны и владения их соседей как на наследство, завещанное им самим богом» («Le christianisme devoile», p. 35). Феномен здесь случился не в самом факте вызывающего антиеврейства, а в том, что его суровым порицателем выступил не кто иной, как лидер русских материалистов Г. В. Плеханов, который, вовсе не касаясь темы русского еврейства, поверг в прах воззрения лидера французских материалистов в этой части. Плеханов с сарказмом писал: «тогда он становится педантичным и в высшей степени смешным; тогда особенно бросается в глаза полное отсутствие у Гольбаха всякого исторического чутья». В развитие критического тезиса Плеханов продолжает: «С этой точки зрения история еврейского народа не представляет собой ничего особенного. Все народы имели своих моисеев, хотя и не столь злобных, как еврейский; ибо, согласно как Гольбаху, так и Вольтеру, в истории не существовало столь плохого народа, как народ Израиля» (1957, с. 99-100).

Поскольку логика, рациональный метод и принцип универсального равноправия изначально чужды основам еврейского духостояния, то эмансипация как таковая не может оказать позитивного влияния на масштаб духовного развития еврейского сознания, если оценивать этот процесс со стороны подлинно еврейских, авраамовых критериев. Поэтому М. Нордау приходит к выводу: «Итак, евреи Западной Европы были освобождены не под внутренним напором, а из подражания политической моде эпохи», а Ш. Авинери аннотирует основную мысль Нордау в форме категорического императива: "Но дело эмансипации потерпело крах в другом. Речь идет о ее внутреннем еврейском аспекте: она извратила внутреннюю самобытность еврейской жизни. (1983, с. 150, 151). Сильно и образно высказывается Л. Поляков: «Но при этом система ценностей западного общества выносила еврейскому духовному наследию беспощадный приговор. Недавнего сына гетто заверяют, что отныне он такой же гражданин как все остальные, человек "иудейского исповедания", а не еврей, но он чувствует, что все не так просто, что невозможно перестать быть евреем и одновременно оставаться им, и среди всевозможных впечатлений и переживаний, которые лишь усиливают это чувство, преобладающую роль играет подъем антисемитизма…» (1998, с. 110). Вместе с тем в глазах европейской рациональной духовности эмансипация евреев выглядит огромнейшим шагом вперед и этим шагом явилось движение в сторону просвещения: просвещение (на иврите, хаскала) при всех обстоятельствах служит бесспорным и огромной силы положительным явлением для еврейского населения Европы при всех, неизбежных при рациональном порядке вещей, искажениях, разночтениях и даже лицемериях просвещенческого процесса в еврейской среде. Поэтому те из еврейских мыслителей, которые ратовали за историческую значимость европейской эмансипации евреев, всегда опирались на достижения западноевропейской хаскалы, выставляя последние рациональным первоисточником еврейского духовного состояния в Европе. Итак, эмансипация вносит в еврейский духовный обиход два концептуальные положения: рациональную природу и внешнепричинные воздействия. Эти положения и составили основополагающие права особой формации еврейской духовности в ее кардинальном отличии от родоначальной авраамовой системы духовности. Следовательно, европейская рациональная духовность в своем историческом и качественном развитии и созревании реформировала еврейский духовный комплекс и привела к расколу еврейский образ веры (или духовности) на две противостоящие формации еврейской духовности - европейскую и иудейскую (авраамовую).

Следует к этому предпослать необходимое уточнение, что подобная дифференциация обнаруживает себя в своем характерном виде только в среде галутного еврейства Европы. Исторически, однако, сложилось так, что процессы эмансипации, благодаря которым оформился и развился особый характер внутриеврейского существования, произошли тогда, когда часть европейского еврейства отошла под власть Российской империи, и, следовательно, русское еврейство генетически изначально было отчленено от европейского эмансипированного галута. В рационалистической историографии этот факт имеет ценность только как историческая очевидность, но при духовном подходе видится иная динамическая картина. Европейская формация еврейства отстоит по своим качественным параметрам не только от коренной иудейской, авраамовой и моисеевой формации, но и от русской корпорации евреев, но этим ничего не сказано об отношении русского еврейства к исторической духовной формации евреев, оформившейся на Земле Обетованной. Этот вопрос, в силу явленности особенности европейского сообщества евреев, становится основным при изучении русского еврейства, но когнитивная суть самого вопроса прояснится лишь при знании конфликтных и противоречивых моментов во взаимоотношении европейской и иудейской формаций. Это положение было упущено А. И. Солженицыным, хотя он не ставил перед собой целью изучение, а только фиксацию факта наличия русского еврейства, ибо, как будет показано в дальнейшем, вне исторической преемственности не может быть достоверным никакой нюанс еврейского вопроса, даже эмпирический акт существования.