В отличие от Ахад‑ха‑Ама Хаим Нахман Бялик (1873–1934) был прежде всего поэтом. По масштабу он сравним разве что с Иехудой ха‑Леви. Бялик был величайшим поэтом на языке иврит. В детстве Бялик прогуливал уроки Талмуда, в юности он восставал против традиционализма, вся его зрелая жизнь была нескончаемым бунтом против остатков местечковой ортодоксии. Свое образование он получил самоучкой. Некоторое время он жил в Одессе, где торговал древесиной и преподавал в школе, потом переехал в Берлин и, наконец, осел в Тель‑Авиве. В своей поэме «Сказание о погроме» Бялик в стиле библейских пророков изобразил погром 1903 г. в Кишиневе как прелюдию к грядущему массовому истреблению еврейства. Точно так же Пикассо в своей «Гернике» предугадал в уничтожении немцами испанского городка ужасы будущей тотальной войны. Влияние поэмы Бялика на еврейскую молодежь было огромно. Тысячи юношей и девушек отказались от своей прежней пассивности и устремились в русское подполье для борьбы с царской тиранией. Среди многочисленных переводов Бялика – трагедии Шекспира, «Вильгельм Телль» Шиллера и «Дон Кихот» Сервантеса. Более чем кто‑либо иной Бялик способствовал возрождению и обогащению современного иврита.

Совершенно иной была жизнь крымчанина Шаула Черниховского (1875–1943). Он никогда не посещал школу Талмуд‑Тора. Хотя его родители были верующими, они позволяли сыну дружить с русскими мальчишками. Вместе с ними он скитался по крымским степям. Идиш он не учил – в семь лет его начали учить сразу ивриту. Через язык вошла в его душу любовь к родному народу. В 1899 г. он поступил на медицинский факультет Гейдельбергского университета. Его учеба постоянно прерывалась любовными историями. Красивая внешность и отличное воспитание открыли ему путь в высшее еврейское и нееврейское общество. Многие из его замечательных поэм на иврите были посвящены христианским женщинам, которыми он увлекался. В конце концов он женился на гречанке. Во время Первой мировой войны он служил врачом в русской армии, затем принимал участие в русской революции, но вскоре переехал в Германию, а в 1931 г. – в Палестину.

Как ни странно, но именно этот высокообразованный и космополитически настроенный еврей своими страстными стихами пробудил в еврейской молодежи стремление «освободить» Яхве, которого ортодоксальные талмудисты «опутали филактериями». Подобно всем остальным авторам нового времени на иврите Черниховский был также филологом. Он перевел на иврит Мольера и Гёте, «Илиаду» и «Одиссею». Его переводы столь совершенны, что читаются как оригинальная литература. Он ухитрился также изучить финский язык с его пятнадцатью падежами и перевел на иврит удивительную, нерифмованную, полную аллитераций финскую народную поэму «Калевала». Кроме того, он перевел другую знаменитую поэму, написанную под влиянием и в подражание «Калевале», – «Песнь о Гайавате» Лонгфелло. При всем при том Черниховский был прежде всего еврейским националистом. Его поэзия концентрируется на теме пробуждения еврейского народа и его возвращения на свою историческую родину.

Бок о бок с этой светской литературой на иврите росла первая в истории еврейской культуры литера тура на идиш. Иврит был языком Торы и пророков. То был классический еврейский язык, насчитывавший четыре тысячи лет. Идиш был разговорным языком народа и насчитывал едва лишь семьсот лег. Он зародился в 12 веке в долине Рейна. Идиш был незаконным детищем немецкого языка и еврейского алфавита. Немецкие евреи говорили между собой на немецком языке. Но когда они писали, то употребляли еврейские буквы. С течением столетий немецкие слова постепенно изменялись, добавлялись слова из иврита, создавался особый синтаксис. По мере того, как евреи двигались на восток, они уносили с собой этот новый язык. Селясь в Польше. Литве, на Украине, они добавляли к этому языку слова из окружающих местных языков. Так образовался идиш. К 18 веку подавляющее большинство евреев Европы говорило только на нем. Ивритом пользовались лишь в школах да синагогах, учебниках и молитвах.

Чтобы привлечь к себе народные массы, писатели Хаскалы обратились к языку идиш. Будучи народным языком, подвижным и недисциплинированным, идиш имел свои литературные ограничения и свои преимущества. Он не был пригоден для героического эпоса или выражения тонких душевных переживаний. Зато он идеально подходил для лирических излияний и сатиры. На нем трудно было передать философскую неоднозначность, зато можно было прекрасно выразить душевную симпатию и сочувствие. Как Данте создал народный итальянский, Чосер – английский и Лютер – немецкий язык, так писатели Хаскалы сформировали народный язык еврейства – идиш.

Литература, созданная гениальными писателями Хаскалы, не погибла, несмотря на гибель носителей языка в гитлеровских концлагерях. Она родилась на отгороженном клочке земли, называвшемся «чертой оседлости». Она была предназначена для трех миллионов евреев, которых христианский мир считал в те времена историческим анахронизмом. И тем не менее эта литература создала образы, которые живы и по сей день, тогда когда подобных местечек нет и в помине. Этих своих героев, этих «униженных и оскорбленных» литература на идиш возвысила до ранга общечеловеческих типов.