Пурим

Ц е н т р е в р е й с к о г о о б р а з о в а н и я У к р а и н ы
М е т о д и ч е с к и й к а б и н е т

     В XVIII-XIX веке в маленьких городах черты оседлости Пурим ждали с таким же нетерпением, как и сейчас, и старались отметить его чем могли, и каждый старался создать у себя в доме праздник, веселье и радость.
     Пурим практически не изменился: только вместо старого мундира появился пестрый костюм ковбоя, вместо самодельного деревянного грейгера - разноцветный раашан, а вместо бедно одетых пуримшпилеров - театральное представление с профессиональными актерами. Маклеры, портные, сапожники - многие из них в Пурим преображались в Ахашверошей, Эстер и Аманов и даже самые непьющие считали своим долгом "хватить по рюмочке", чтобы уже не отличить не то что Амана от Мордехая, а свой дом от чужого.
    Когда начинался праздник, они отправлялись в синагогу послушать чтение "Книги Эстер". И возвращаясь, заглядывали иногда, во исполнение заповеди, к приятелям на "рюмочку".

    Как пишет об этом Шолом-Алейхем:

"От всех этих "рюмочек" наш герой оказался до такой степени навеселе, что сколько он ни шел, никак не мог попасть домой. Ему казалось, что переулок, в котором он живет, играет с ним в прятки: стоит двинуться к нему, как сапожник упирается лбом в стену. Откуда здесь взялась стена? С тех пор, как он себя помнит, тут никакой стены не было!... Нахальство какое!..."

Важнейшей частью Пурима были и всяческие пряники, торты и тортики, которые евреи посылают друг другу, "мишлоах манот" - всевозможные "пуримские гостинцы". Во всяком местечке была своя мастерица, своя Фейгеле или Ривеле-сластена.

"За несколько дней до праздника Пурим Ривеле буквально разрывается на части. Шутка ли, сколько у нее работы! Самой выпекать, самой продавать, самой упаковывать и самой же рассчитываться с покупателями. Для одних только расчетов надо иметь министерскую голову..."

Жители местечек жили между собой дружно и поэтому "пуримские гостинцы" приходилось рассылать во многие дома, и весь день в местечке можно было наблюдать занимательную картину.

"С раннего утра шлепают по грязи мальчики и девочки, повязанные платочками, в большинстве босоногие, хоть на дворе еще холодновато и порошит снежок. Как затравленные мыши, бегают они торопливо из дома в дом, держа в руках большие подносы, тарелки и тарелочки, блюдца и блюдечки, покрытые белыми салфетками..."

    Обычно заповедь "мишлоах манот" поручали детям или служанкам, но когда не хватало их, вот тогда, единственный день в году, семьи бедняков не жаловались, что у них много детей. С наступлением праздника дети чувствуют, что и они чего-нибудь да стоят, даже очень стоят - ведь за каждую "переноску" они получают несколько грошей и к вечеру скапливается порядочная сумма...
    Пока детишки перебегают из дома в дом и разносят гостинцы, приходит вечер, а с ним самое интересное время в местечке. В самый разгар торжественной трапезы, с громовым приветствием: "С праздником вас!" - вваливаются в дом комедианты-пуримшпилеры - "компания", как они себя сами называли, из 5-10 человек, ремесленники, мастеровые, ученики ешив, всегда только мужчины, и всегда не обремененные богатством.
    Не свести бы им концы с концами, если бы Всевышний не осенил народ наш милостью и не удостоил его милым, светлым и веселым праздником Пурим! В этот праздник их таланты расцветают во всем их блеске и великолепии.
    "Ахашверош-шпиль" - знаменитая народная пьеса, передавалась в устной традиции и сочинялась, что называется, "на ходу" актерами каждого местечка. На глазах у замирающей от ожидания публики создавался "еврейский мюзикл" о злом Амане и прекрасной Эстер, глупом Ахашвероше и мудром Мордехае. Вот как рассказывает об этом Шолом-Алейхем:

"...Отпрянув от стены, выступает вперед царица Вашти (роль ее играет Берл-гнусавый). Гнусавя и взвизгивая, царица поет заунывно-плаксивым голосом:

Послушайте-ка приказ
Моего безбожника супруга,
Мало того, что он дурак,
Он к тому же горький пьянчуга.

Тут Мемухан (роль его играет долговязый Нафтоле), вспыхнув от гнева, делает широченный шаг вперед и такой же назад, и из уст его так и сыплются рифмы (его собственного сочинения):

Вот так бездельница!
Ну и язычок!
Что с ней канителиться?
Какой в этом прок?

Кабы я не боялся
Царя прогневить,
Я б распорядился
Царице голову отрубить!

На сцену выходит царь Ахашверош (Мойше-колобок). В руке у него длинный посох, оклеенный золотой бумагой.

По мне, хоть друг друга
Вешайте, казните,

Только вина мне
Скорей принесите.

Вслед за этим выходит вперед Мордехай (сапожник Нехемья), горбатый, оборванный, с всклокоченной бородой из пеньки. Он обращается к Мемухану, дико вращая белками и размахивая руками, и поет-надрывается неистовым голосом:

Так как его величество
Остался вдовцом,
И по всем ста двадцати семи провинциям
Приказ дан о том,
Чтоб со всего света девицы
Съезжались в столицу...
Посему я имею для него невесту,
Какой не видывал свет,
Если я лгу, не сойти мне с места.

Щечки - зеленый цвет,
Лицо рябое, нос кочергою,
Зовут ее Эстер.
Вот так невеста!
Ни сестры, ни брата,
Ни кумы, ни свата!
Ни матери, ни отца,
Ни друга-молодца.
Совсем еще дитя - всего тридцатый год,
Субботы и праздники - не в счет.

И так весь день и весь вечер из дома в дом, из дома в дом переходили пуримшпилеры. За каждое такое представление актеры получали деньги - кто сколько даст - а потом делили. А пока пуримшпилеры бредут в темноте и пересчитывают деньги, все обитатели местечка давно уже спят крепким сном... На следующее утро будет все как обычно, местечко погрузится в свои будничные дела, и только какой-нибудь известный на весь штетл пьяница, приканчивая очередную бутылочку, провозгласит среди приятелей последний тост:

"Дай Б-г, чтобы Аман с десятью своими сыновьями дожил до будущего года, и чтобы мы в синагоге снова повесили их на виселице в пятьдесят локтей высотой, и чтобы мы снова выпили по маленькой! Амен!..."